Если все пойдет, как задумано, Программа этического саботажа сети сейчас выпустит пресс-релиз: заявит о своем существовании и объяснит, какова ее цель. В пресс-релиз войдет подписанное заявление, а также видеообращение Мэйв Браден, что она в курсе и не возражает. Там же будут ссылки на серверы, где лежит опенсорный код АБИЗЯНов со всей документацией и готовыми шаблонами, которые можно расширять и модифицировать. В развитие идеи, возникшей во время перелета, ПРОГРЭСС добавил к пресс-релизу список из нескольких сотен абсолютно вымышленных лиц, против которых можно начать вакханалию безудержной клеветы, и простые в использовании инструменты, позволяющие любому создавать таких же и запускать против них кампании в соцсетях, делая фейковые личности мишенью искренней злобы со стороны миллионов тупиц, верящих всему, что видят у себя на экране. После небольшой паузы, чтобы дать пресс-релизу разойтись по сети, АБИЗЯНы заработают с начальной скоростью в один гигабраден. В следующие часы Плутон будет следить за ними на контрольной панели графического интерфейса, показывающей различные метрики в реальном времени с помощью удобных инструментов визуализации. Потом восемь часов проспит. Затем оценит результаты и внесет необходимые поправки, скажем, увеличит мощность до десяти гигабраденов, если сочтет нужным.
Корваллис взял из шкафа в гостиной колоду карт и с полчаса раскладывал пасьянс. Затем вышел погулять с Мэйв, которая, по крайней мере на день, стала самой знаменитой женщиной в мире. Она рассказала ему про идею, которую обдумывают они с Верной, – что-то среднее между ИТ-стартапом, перформансом, модным аксессуаром и политическим манифестом. Они собрались возродить вуаль.
Пресс-конференцию дали через три дня в конференц-зале гостиницы, где остановился Плутон. Объявили за час, после чего выехали в Аделаиду. Поскольку никого загодя не известили, в зале присутствовали почти исключительно австралийские журналисты. Это сработало. Они были такими же поверхностными и так же гонялись за жареными фактами, как журналисты в любой другой стране мира, но что-то в этом проекте импонировало их коллективному чувству юмора. Атмосфера в зале была веселая и праздничная, пронизанная общим чувством, что австралийцы натянули нос целому миру и все в зале – соучастники шутки.
Только через неделю семья Браден вернулась к более или менее нормальной жизни. Плутон улетел сразу после пресс-конференции. Корваллис отправился в Америку один, Мэйв последовала за ним двумя неделями позже. К этому времени уже можно было подвести итоги Моавского фейка и операции ПРОГРЭССа, которые все больше воспринимались как два этапа одного по сути события – недели, когда пала Миазма.
В следующие два года у Мэйв и Корваллиса был непростой роман на расстоянии. Она забеременела и переехала к нему в Сиэтл. Они присмотрели большой старый дом в дорогом районе. Родился мальчик; его назвали Верном в честь Верны, которая умерла от рецидива рака за месяц до его рождения. Верна, до конца сохранявшая ясность ума, завещала свой мозг науке и поручила его конкретно Фортрастовскому фамильному фонду. Документы, которые она подписывала, становились все сложнее и сложнее по мере того, как адвокаты измысливали все больше гипотетических непредвиденных обстоятельств. Верна буквально не успевала во все это вникать, так что в конце концов разрубила гордиев узел, объявив, что хочет получить «режим наибольшего благоприятствования», а именно: пусть с ее мозгом сделают то же, что с мозгом Ричарда Фортраста. Когда Верне стало совсем плохо, Корваллис и Мэйв перевезли ее в Сиэтл, чтобы избежать возможных проблем из-за разницы в американском и австралийском законодательствах.
У Мэйв и Корваллиса был еще один дом, на ранчо под Моавом. Он служил также штабом проекта «Моав», некоммерческой организации, созданной Корваллисом и другими – по большей части людьми, заработавшими большие деньги на соцсетях, – чтобы изучать связанные с фейком данные и обмозговывать результаты.
Проект «Моав» расследовал и задокументировал все подробности фейка с дотошностью экспертов-криминалистов – ровно до того места, где каждый отдельный след заканчивался тупиком полной криптографической анонимности.
Общий бюджет фейка, по оценке, составил меньше миллиона долларов. Новостные компании больше заплатили за право показать изготовленные фальсификаторами видео. Платежи в биткойнах ушли на анонимные зарубежные счета, принадлежащие, надо думать, фальсификаторам. Если добавить к этому короткие продажи акций, сильно упавших после фейка, получалось, что авторы многократно окупили затраты.
Что было сущим пустяком в сравнении с тридцать одной смертью и экономическими убытками, составившими десятки миллиардов. Иски против компаний, владеющих социальными сетями – в том числе против «Лайка», – уменьшили их стоимость, отняли у руководства кучу времени и тянулись годами.
Сперва подозревали российскую или китайскую разведку. Однако чем дальше шло расследование, тем менее правдоподобной казалась эта гипотеза. Некоторые видео и впрямь изготовила китайская фирма графического дизайна, но это ничего не доказывало. Скрипты и текстовые материалы, вроде фейковых блогов и постов в соцсетях, судя по всему, писали люди, для которых английский родной.
Не только Корваллис подозревал Элмо Шепарда. Тот был главным акционером или членом совета директоров многих компаний, которым последующие события оказались на пользу. Кроме того, он был либертарианец и энтузиаст биткойнов. Родился он в Юте, а значит, хорошо знал местные условия. Так что существовала школа мысли, что это сделал Шепард.
Противоположная школа мысли говорила «нет». Просто «нет». Нелепые голословные обвинения. Связь с родным штатом Эла – либо случайность, либо сознательная попытка бросить на него подозрения.
Корваллис и Мэйв все реже ездили в Моав – с маленьким ребенком куда приятнее сидеть дома. Через два года у них родилась дочь Кэтрин, а еще через год они усыновили Эдуардо из Гватемалы. Мэйв решила не работать полную рабочую неделю. Няня и домработница, а также многие менее заметные привилегии богатства оставляли ей достаточно времени на проект ВУЯЛь, которым она надеялась завершить то, что они с Верной когда-то начали в «Зтетике». Моавский фейк ушел в прошлое с феноменальной быстротой – во всяком случае, так казалось Корваллису, когда он по той или иной причине вспоминал тогдашние события. Он, как и многие в ИТ-индустрии, пришел к выводу: ответ на загадку знает АНБ и другие сверхсекретные агентства. У них-то есть средства преодолеть криптографический заслон, воздвигнутый организаторами фейка. Рано или поздно истина просочится наружу: либо какой-нибудь обиженный сотрудник сольет информацию, либо документы рассекретят.
Ответ пришел с совершенно неожиданной стороны. Корваллис был на совещании в штаб-квартире Фортрастовского фамильного фонда, которая располагалась в сиэтлском районе Саут-Лейк-Юнион. На встрече надо было обсудить несколько формальных, но необходимых юридических вопросов с представителями НКО Шепарда. Наконец-то удалось создать ионно-лучевое сканирующее устройство для считывания всего коннектома человеческого мозга, а также компьютерное и программное обеспечение для обработки этих данных. На создание аппарата ушло несколько лет интенсивной научной работы и два миллиарда фортрастовских, уотерхаузовских и шепардовских долларов. Было подано пятнадцать тысяч патентных заявок: достаточно, чтобы занять полк патентных юристов на долгие годы. В работе участвовали двенадцать крупных университетов и медицинских центров. Блестящие молодые адвокаты строили карьеру на привходящих юридических сложностях. Некоторые из этих адвокатов были на встрече. Они принесли готовые документы, над которыми трудились годами. Корваллису, Зуле и прочим оставалось только поставить подпись.
Один из представителей Элмо Шепарда был юристом довольно высокого ранга. Непонятно, зачем его отправили на чисто формальную встречу. Он время от времени ловил взгляд Корваллиса, смотрел на часы и косился на окно – всё это с довольно многозначительным видом. И впрямь, после конца встречи он подошел к Корваллису и очень мягко, очень вежливо спросил, не уделит ли тот немного времени для разговора без свидетелей.
Звали его Синджин Керр. Разные люди называли его первым, вторым или третьим по значению приспешником Шепарда. Обычно он играл роль доброго полицейского и выглядел так, будто сейчас из павильона, где снимают фильм про Йель или Гарвард: зачесанные назад волосы, очки без оправы, безупречный пиджак, а в данном случае еще и безупречный плащ.
Они дошли до озера и якобы спонтанно взяли моторку на лодочной станции для туристов. Кроме них, желающих кататься почти не было. Весна в тот год не спешила смениться летом, и очки у Синджина уже затуманились от мороси.
Синджин сел к панели управления и вывел моторку на середину озера. С востока и запада к воде подходили крутые холмы, но за последние два десятилетия на южном берегу выросли небоскребы ИТ-компаний. Кое-как остатки старого Сиэтла все же сохранились, в частности стоянка гидропланов, которые облегчали жизнь туристам и гикам, желающим махнуть в Ванкувер или на острова Сан-Хуан. Все, кто жил и работал в пределах слышимости, привыкли к реву пропеллеров над озером.
Задул ветер с мелким, но противным дождем. Они подняли складной брезентовый тент, защелкнув его на верхнем краю лобового стекла. Синджин убавил обороты до минимума, необходимого, чтобы сохранять ход, и лениво поглядывал на пролетающие гидропланы. По ходу этой вроде бы бессмысленной идиллии Корваллис заметил: Синджин подгадывает фразы так, чтобы произнести самые важные слова под рев проносящегося гидроплана. Иногда Синджин поворачивался к Корваллису, небрежно облокачивался на приборную доску и прикрывал рукой рот. Только задним числом Корваллис сообразил, зачем это было: на случай, если за ними следит в подзорную трубу человек, умеющий читать по губам.
Они болтали о своих семьях – обменивались новостями, как бывает в редкие встречи между давними деловыми знакомыми.
ebooksa