Падение, или Додж в Аду. Книга первая

22
18
20
22
24
26
28
30

Выяснив, какие у гостей планы, Пит начал отвечать на вопросы Фила и Джулиана о жизни в этих краях. Гости уже окончательно запутались. Они еще не до конца отошли от шока, в который поверг их двухсотфутовый Горящий крест левитиан (прекрасно видный из «Эпплбис»), как вдруг оказались в совершенно нормальном городе – пусть не Айова-Сити, но безусловном островке Синего штата. Его со всех сторон окружал Америстан, но тут жили такие, как Пит, – люди, которые окончили колледж, задавали вопросы и, судя по всему, были подключены к здоровым и ответственными редакторским каналам. Пит попытался объяснить.

– Люди этого толка, – он кивнул на левитианский крест, – утверждают, будто верят в то-то и то-то. Однако, если потратить десять секунд на поиск логических нестыковок, все развалится. Так вот, им плевать.

– Им плевать, что их система верований абсолютно непоследовательна? – На самом деле это был не совсем вопрос, Фил просто хотел убедиться, что все правильно понял.

– Именно так.

– Многое объясняет! – сказал Джулиан.

– Они умеют на удивление долго избегать столкновений с реальностью, – продолжал Пит. – Но когда женщине требуется кесарево сечение, или когда ломается вай-фай, или в тысяче других случаев, которые я могу привести, им нужен человек по соседству, который правда может помочь.

– То есть у вас в городе есть врачи и стоматологи? – спросил Фил.

– Нет, они уехали много лет назад, но здесь есть специалисты, которые обеспечат больному экстренную медицинскую помощь через веб-камеру, операцию посредством дистанционно управляемого робота и все такое. Специалисты обоего пола, поскольку левитиане не разрешают врачам-мужчинам осматривать женщин. И я могу привести еще много примеров. Какой-то процент их детей – геи. У какого-то процента есть интеллектуальные или художественные наклонности. Этой молодежи надо куда-то деваться. Эймс и Айова-Сити далеко. Так что они убегают в город, селятся в брошенных домах, живут своей жизнью. Спросите тех, на холме, и они вам расскажут, что говорит о геях Книга Левит. При этом у кого-то из них, возможно, есть сын, племянник или двоюродный брат – гей, спокойно живущий в этом городе.

– Вы хотите сказать, это договоренность. Негласная, неписаная.

Пит кивнул:

– Мало что негласная. Это договоренность, о которой вообще нельзя говорить.

По приглашению Пита они заночевали на ферме, в спальнях на втором этаже. Все комнаты несли следы бесчисленных переделок, замены проводки, обоев и мебели. Последний этап ремонта имел целью вернуть дому некий первозданный исторический вид. Напольное покрытие ободрали, дубовые доски отциклевали и покрыли лаком, с массивных дверных наличников соскоблили слои краски, обои сняли, обнажив шпатлевку. Светильники и дверные ручки либо вытащили из сарая, где они пылились лет сто, либо тщательно изготовили так, чтобы производить это впечатление. София не обладала талантом и чутьем декоратора, но критическую теорию знала и, лежа без сна на металлической двухъярусной кровати, снабженной новым супертвердым матрасом фирмы Гомера Болструда, размышляла, почему именно эту эпоху в истории дома объявили канонической, той, к которой его надо вернуть и в которую надо поддерживать за счет бракованной машины завещания Ричарда Фортраста. Между временем, когда дом так выглядел, и возвращением к прежнему облику несколько лет назад было невесть сколько ремонтов, и делались они для того, чтобы скрыть – буквально заклеить бумагой – ту деревенскую простоту, которую сейчас восстанавливали за бешеные деньги. Прежние оформители – мамаши Фортраст, поколение за поколением, – стеснялись этой простоты и хотели от нее избавиться ценой минимальных трат.

Когда Карен, жена Пита и нынешняя хозяйка дома, распределяла пары по спальням на пути из «Эпплбис», она, естественно, предположила, что София захочет ночевать в бывшей спальне Патрисии. У Патрисии было три брата: Джон, муж Элис, Софиин дядя Ричард и Джейк, самый младший и последний оставшийся в живых. Естественно, Джон и Додж делили комнату, чтобы у сестры была отдельная спальня. Когда Патрисия выросла, вышла замуж и обнаружила, что не может родить, она вместе со своим никудышным мужем удочерила девочку из Эритреи – Софиину мать Зулу. Муж сбежал, и о нем больше не вспоминали. Патрисия погибла молодой из-за нелепой случайности. Зулу вырастили Элис и Джон, а Ричард присутствовал в ее детстве как любимый дядюшка, который не признает условностей и вообще классный. После университета она стала работать в его компании, так что для маленькой Софии он был дядей-дедушкой. Она и сейчас помнила, как сидела у него на коленях, а Ричард читал ей вслух.

Три года назад, собираясь в Принстон, она нашла затрепанные томики д’Олеровских греческих и скандинавских мифов, которые он подарил ей незадолго до смерти. В греческих мифах обнаружился засушенный кленовый лист, все еще чуть-чуть красноватый, и Чонгор, отец Софии, рассказал, что Ричард вложил этот лист в книгу всего за минуты до убившей его операции. Они заказали в багетной мастерской рамку, и София забрала лист под стеклом с собой. С кланом Фортрастов ее связывала только память о Ричарде, неизбывная тоска о дружбе, которая могла бы у них быть.

Так что она попросила Карен Борглунд разместить их с Филом в бывшей комнате Ричарда и Джона. Карен (она вела машину, поскольку Пит выпил в «Эпплбис» две кружки легкого «Миллера») с понимающей улыбкой глянула на Софию в зеркало заднего вида.

– Там по-прежнему стоит старая двухъярусная кровать, – предупредила она и чуть заметно покосилась на Фила.

– Мы переживем, спасибо, – ответила София. – А Ричард спал снизу или сверху?

– Судя по надписям на изнанке верхнего яруса, он спал снизу.

– Как положено младшему брату, – вставил Пит. Он раздухарился настолько, насколько это вообще возможно для толстенького шведско-айовского адвоката.

– А надписи сохранились? – спросила София.