– Ну, Федор, вот уж не думал, что увижу тебя таким!
Лицо Рюмина под действием видеокосметики сияло поддельным здоровьем. Имитация была превосходной, но наметанный глаз Линдсея тут же опознал компьютерную графику во всей ее пугающей безупречности. Губы Рюмина двигались в общем соответственно словам, но некоторые характерные мелочи выглядели ужасно фальшиво.
– И давно ты записался в механисты?
– Лет десять уже. Проволочки меняют ощущение времени. Знаешь, даже не припомню, где оставил свой родной мозг. Наверняка в самом неподходящем месте… – Рюмин улыбнулся; – Должно быть, он где-нибудь на Дембовской. Иначе бы получилось запаздывание.
– Мне нужно поговорить с тобой с глазу на глаз. Как по-твоему, сколько людей нас подслушивает?
– Только полиция, – заверил Рюмин. – Ты же – на одной из квартир гарема; все их звонки идут напрямую через банк данных Главного. Для Дембовской это – приватней некуда. Особенно для того, мистер Дзе, чье прошлое так же темно, как ваше.
Линдсей промокнул нос платком. Какая-то из новых бактерий здорово врезала по его носоглотке, ослабленной озонированным воздухом Инвесторов.
– На Дзайбацу все было не так. Там мы были рядом.
– Провода все меняют, – сказал Рюмин. – Мир превращается в систему входных данных. Мы все больше и больше склоняемся к солипсизму. Не обижайся, пожалуйста, если я вдруг и в тебе начну сомневаться.
– Ты давно на Дембовской?
– С тех пор как Замирение пошло на закат. Понадобилась тихая гавань, и эта оказалась самая подходящая.
– Значит, старик, путешествиям – конец?
– И да, и нет, мистер Дзе. Утрата мобильности компенсируется расширением сферы чувств. Захочу – могу подключиться к зонду на орбите Меркурия. Или в атмосфере Юпитера. Собственно, я это частенько и делаю. Раз – и я там, причем самым настоящим образом. Таким же настоящим, как, скажем, я сейчас в своей собственной комнате. Сознание, мистер Дзе, это совсем не то, что ты думаешь. Ты его связываешь проволокой, а оно куда-то перетекает. И данные всплывают пузырями откуда-то из самых его глубин… Жизнь, конечно, не совсем настоящая, однако и она имеет свои преимущества.
– А «Кабуки Интрасолар» ты бросил?
– Дело идет к войне, а потому звездные дни для нашего театра на время кончились. Большую часть нашего времени занимает Сеть.
– Ты занялся журналистикой?
– Да. Мы, проволочники, или, абстрагируясь от пропагандистских кличек, которые на нас повесили шейперы, – старейшие механисты, – имеем свои методы передачи информации. Сети новостей. Порою это очень близко к телепатии. Я – здешний обозреватель церерской «Дей-таком Нетуорк». Я – гражданин Цереры, хотя юридически иногда гораздо удобнее считаться чьей-нибудь электронной аппаратурой. Вся жизнь наша есть информация. Даже деньги. Жизнь и деньги для нас – одно и то же.
Синтезированный голос старого механиста звучал спокойно и бесстрастно, но Линдсея охватила тревога.
– У тебя что, неприятности? Может, я чем-то могу помочь?