– Мальчик мой, – сказал Рюмин, – за этим экраном – целый мир. Черты его столь расплывчаты, что даже жизни и смерти приходится отойти на галерку. Среди нас есть такие, чей мозг разрушился годы и годы назад. Они ковыляют до сих пор лишь на прежних инвестициях да заранее составленных программах общего назначения. Если об этом узнают – объявят их юридически мертвыми. Но мы своих не выдадим. – Он улыбнулся. – Считай нас, мистер Дзе, чем-то вроде ангелов. Духов на проволоке. Иногда так легче.
– Я здесь чужой. Надеялся, что ты мне поможешь, как тогда. Мне нужен совет. Мне нужна твоя мудрость.
Рюмин вздохнул с точностью прямо-таки автоматической.
– Я познакомился с Дзе, когда мы оба ходили в жуликах. Я верил ему. Я восхищался его дерзостью. Тогда и ты был мужчиной, и я. Теперь – не то.
Линдсей прочистил нос и с дрожью отвращения отдал засморканный платок роботу.
– В те времена я был готов на все – даже умереть, – но остался жив. Я продолжал искать – и нашел. Нашел себе жену, и между нами не было притворства. Мы были счастливы вместе.
– Рад за тебя, мистер Дзе.
– А когда появилась опасность, я бежал. И теперь, через четыре десятка лет, я снова бродяга.
– Сорок лет… Целая жизнь для человека, мистер Дзе. Не заставляй себя быть человеком. Наступают времена, когда с этим приходится расстаться.
Взглянув на протез руки, Линдсей медленно, один за другим, сжал пальцы в кулак.
– Я и сейчас люблю ее. Нас разлучила война. И если снова наступит мир…
– Ну, пацифистские сентиментальности нынче не в моде.
– Рюмин, ты оставил всякую надежду?
– Слишком стар я для разных страстей, – отвечал Рюмин. – И не проси меня ввязываться в рискованные дела, мистер Дзе, или кто ты там теперь. Оставь мне мои потоки информации. Я есть то, что есть, ничего назад не вернуть и сначала не начать. Эти игры – для тех, кто еще сохранился во плоти. Кто еще может излечиться.
– Ты уж извини, – сказал Линдсей, – но мне нужны союзники. Знание – сила, а я знаю вещи, которых никто другой не знает. Я буду бороться. Нет, не с врагами. С обстоятельствами. С самой историей. Я хочу вернуть свою жену, Рюмин. Мою супругу – шейпера. Свободной, чистой, без всяких пятен и теней. И если ты не поможешь мне, кто поможет?
– Есть у меня друг, – после некоторых колебаний ответил Рюмин. – Фамилия его Уэллс…
До пришествия людей Пояс астероидов самоорганизовался согласно физике дисперсных систем. Части его классифицировались по степеням десятки. На каждый астероид, начиная от тысячекилометровой Цереры до триллионов не нанесенных на карты булыжников, двигавшихся в гравитационном поле Солнца с относительной скоростью пять километров в секунду, приходилось по десятку втрое меньших.
Дембовская принадлежала к третьему рангу, около двухсот километров в поперечнике, и, подобно всем прочим телам, на гелиоцентрической орбите, отдавала дань законам вероятности. Еще во времена динозавров по Дембовской шарахнуло нечто довольно крупное. В долю секунды визитер появился и был таков, оставив после себя куски расплавленного взрывом и разбрызгавшегося пироксена, вкрапленные в кору астероида. В точке взрыва кремний основного тела Дембовской был расколот, и астероид раскрылся рваным вертикальным ущельем двадцати километров в глубину – до самого никелево-железного своего ядра.
Ныне большая часть ядра была выгрызена ненасытной промышленностью. В ущелье располагался Картель Дембовской. Вниз, уровень за уровнем, в ослабевающее притяжение уходили длинные террасы; с изменением уклона то, что было стеной, переходило в пол, покуда – в точке, наиболее близкой к невесомости, – понятия «пол» и «стена» не теряли всякий смысл. У дна ущелья мир расширялся, образуя гигантскую пещероподобную выработку, полое сердце Дембовской, из которого многие поколения автоматических горнодобывающих машин выгрызали металлы и руды.