Звездный час адвоката

Дубровская пропустила мимо ушей обидное замечание о женской дружбе. Она была сейчас сосредоточена на другом.

– Как тогда вы можете называть Данилевскую убийцей? – удивилась она. – Ведь очевидно, что в горном лагере произошел несчастный случай. Об этом написали в газетах. Причем, заметьте, предположения высказывали не журналисты, а опытные скалолазы.

– Вот именно, предположения, – сказал Красавин, акцентировав внимание на последнем слове. – К сожалению, я не могу вам сейчас выложить доказательства, но поверьте мне на слово, они у нас есть! Существуют свидетели, проливающие на дело совсем иной свет. Существует протокол осмотра места происшествия, опровергающий предположение о несчастном случае.

– Но позвольте, если есть такие данные, почему уголовное дело не возбудили еще тогда, в сентябре? – возмутилась Елизавета.

– Резонное замечание, – согласился следователь. – Я принимаю его. Действительно, полгода тому назад установить истину по горячим следам было куда проще, чем сейчас, когда некоторые следы утеряны безвозвратно, а свидетельские показания не столь точны, как бы нам хотелось. Тем не менее некоторые новые факты появились позже сентября, а некоторым старым данным мы дали новую интерпретацию. К сожалению, так бывает…

– Я понимаю ваше желание помочь подзащитной, – говорил Красавин, замечая, каким расстроенным становится лицо молодого адвоката. – Но поверьте, версия о несчастном случае бесперспективна. Если хотите смягчить степень ответственности Данилевской, постарайтесь найти в ее действиях обстоятельства, которые говорили бы в ее пользу. Ну, чем была продиктована расправа над Крапивиной? Быть может, это был сиюминутный момент, какой-то внезапный порыв, который плохо поддавался контролю разума. Может, Ольга насолила ей чем-то, обидела, где-то перешла дорогу…

– Но, может, это был несчастный случай? – упрямо повторила Елизавета, не принимая подсказки «мудрого» следователя.

Красавин вздохнул.

– Вы заставляете меня делать невозможное, – признался он. – Но так и быть, я вам кое на что намекну, учитывая то, что следствие по делу скоро закончится. Вот, глядите, гора…

Он нарисовал на листке бумаги острый бугор.

– Вы хотите сказать, скала, – поправила его Елизавета.

– Ну, скала, – согласился он. – Извините, я плохо рисую и не уверен, поймете ли вы меня. Здесь, – он ткнул в самую верхнюю точку, – располагается что-то вроде площадки. Тут можно ходить, гулять, курить, в конце концов. На это место можно попасть вполне цивилизованным способом, по пологой тропе, ведущей с другой стороны склона. Я сам туда забирался. Это просто, поверьте! Но вы же знаете этих альпинистов. Тьфу ты, скалолазов! У них все не как у людей. Они обдирают себе в кровь руки там, где просто можно подняться по лестнице. Нелепо! Но дело не в этом… Раньше мы считали, что несчастный случай произошел с Крапивиной, когда она тестировала трассу для спортсменов, забираясь по стенке вверх…

Он нарисовал несколько загогулин, которые, должно быть, обозначали зацепки, при помощи которых скалолазка поднималась наверх. Все выше и выше, туда, где вместо вершины была площадка.

– Так оно и было, – согласилась Лиза. – Из-под ее ноги вырвался нагруженный камень, и она сорвалась вниз. Так писали в газетах.

– Не было нагруженного камня, – сказал следователь, перечеркивая картинку крестом. – Никуда Крапивина не забиралась!

– Как не забиралась? – удивилась Лиза. – Но если она упала…

– Она не падала, – жестко сказал следователь. – Ее столкнули с этой самой площадки. Все произошло очень быстро и было для Крапивиной полной неожиданностью.

Он резким движением начертил траекторию, по которой тело женщины падало вниз на камни. Дубровская содрогнулась.

– Мы нашли куртку, – сказал он. – Красную, ничем не примечательную куртку, принадлежащую Крапивиной. Она валялась в стороне от тела. Застряла между двух камней.

– Я знаю об этом, – сказала Лиза. – Диана мне сказала. Но какое это имеет значение?