Все же Мэт полный псих и с каждым годом улыбчивому принцу все тяжелее скрывать это.
– А че за закон? Сэр…
Хэндлер с радостью пояснил:
– В связи с принятием закона от две тысячи тридцать четвертого года…
– Это ж когда было – гыкнул один из охранников и тут же заткнулся, поймав свирепый взгляд мгновенно полыхнувшего босса.
– В связи с принятием этого закона – а мы чтим законы, сынок – все татуировки приравниваются к личному движимому имуществу с две тысячи тридцать четвертого года.
– А… ну… они мои… да…
– Вот только ты заключенный… глянь туда – снятая с пояса дубина указала на стену, где красовался список из десятка жирных черных пунктов, перечисляющих все разрешенное в пределах тюрьмы Розмаунтин – Видишь там татуировки?
– Я не понял…
Надзиратель терпеливо пояснил:
– Они не запрещены, конфискации не подлежат. Но и не разрешены – ведь это личное имущество. Оно не подлежит уничтожению, осквернению или изменению. Но с собой ты их забрать не сможешь, сынок. Придется оставить здесь – вместе с прибывшим вместе с тобой мешком с личными вещами. Получишь все свое добро сразу после того, как отмотаешь весь семилетний срок.
– Вы погодите… че? Это как, сэр?
– Мы их срежем – буднично ответил надзиратель – И заменим временной синтет-кожей. Дешевенькой и скрипучей, но ее хватит на то время пока ты не отрастишь новую шкуру.
– Да вы чего?!
– Учти сразу – операция пройдет в автоматическом режиме. Быстро и четко. Стоимость операции, регенерационный коктейль и синтет-кожа – за наш счет. Угощайся. Срезанную расписную кожу поместят в контейнер с сохраняющей смесью. Вот только обезболивание на время заживления и дальнейшее сохранение твоих татуировок уже за твой счет. Как там тебя? Бобби? Ты услышал меня, Бобби?
– Это шутка, да?
– Шутки кончились, отсос – с лица Мэта пропала улыбка, он сразу прибавил в возрасте лет на двадцать – Если просрочишь оплату процедур по сохранению твоей долбанной шкуры больше чем на две недели – ее продадут в ближайший музей, который соглашается принимать подобные образцы. Вырученная сумма пойдет на возмещение затрат нашей славной тюрьмы. Остальное ляжет на твой личный счет. Неплохо да, ушлепок?
Опять у него резкая смена настроения. От «сынка» к «отсосу и ушлепку». Зевну, я плеснул себе еще кофейка, со скрипом открутил крышу серебряной фляжки с водкой. Установленная на колене чашка с горячим кофе опасно покачивалась, пока я тянулся за фиолетовым сахаром в поцарапанной стальной крышке от чайника. Все же у них вполне можно жить.
– У меня нет таких денег… у меня вообще денег нет! Это моя кожа! Часть меня! Я всю жизнь эти узоры набивал – они моя жизненная линия! Показывают, что было раньше и будет позже!
– Да? И где здесь в районе твоей жопы изображение тюрьмы Розмаунтин? – удивился Кен, обходя дрожащего Боба – Не вижу набитой на коже испачканной в дерьме дубины… не вижу твоих слез…