Киммерийская крепость

Гурьев отправился встречать Полозова один. Ирина хотела пойти тоже, но Гурьев не согласился: сам. Так будет лучше.

Поезд опаздывал – Гурьеву пришлось ждать около получаса. Когда Полозов, словно юный мичман, спрыгнул с подножки вагона, Гурьев почувствовал в горле комок, который не смог проглотить. И шагнул навстречу.

– Яков Кириллович, голу… – Полозов осекся на полуслове, схватил Гурьева за плечи, тряхнул с неожиданной силой: – Что случилось?! Что случилось… сынок?!

Он только головой покачал в ответ – не мог сказать сразу. Как не смог бы, наверное, сказать такое отцу в первую минуту встречи. Но Полозов понял:

– Что? Что с ней?! Жива?!. – И, когда Гурьев снова покачал головой, пошатнулся: – Нет. Не уберёг. Прости меня, Кир. Все-таки – не уберёг. Господи, Гур. Я так спешил. Как же это?!

Москва. Май 1928

Они сидели втроём за столом; тонкий фитилёк горел в чашке с оливковым маслом. Перед ними стояла располовиненная бутылка водки, нехитрая закуска да лежала пачка полозовских папирос «Витязь». Полозов курил, не переставая:

– Я помню это кольцо. Как же вы собираетесь искать его, Яков Кириллович?

– Я не собираюсь искать кольцо, Константин Иванович. Я собираюсь искать тех, кто захотел его получить. Найдутся эти люди или человек – найдётся и кольцо.

– Что-нибудь мы уже знаем?

– Мы, – Гурьев посмотрел на моряка и улыбнулся. – Вы с нами, Константин Иваныч?

– Что же, – Полозов длинно вздохнул. – Я ведь полагал, что все долги раздал уже. А получается – ещё нет. Значит, живём дальше. Конечно, я с вами, Яков Кириллович.

– Гур.

– Да. Конечно. Так что у нас есть?

Гурьев поведал Полозову историю знакомства с Городецким и размышления последнего на тему qui prodest[125]. К концу повествования моряк сделался мрачнее тучи:

– Вот так так… Но если всё настолько хорошо известно… То… что же нам остаётся?!

– Нам остаётся исключить все прочие версии, Константин Иванович. И решить, прав, в конце концов, Варяг, или нет. Но даже в этом случае задача найти кольцо вовсе не сходит с повестки дня.

– Почему?

– Кольцо принадлежит моей семье. Моя семья и моя страна – то, что связано друг с другом неразрывно, а кольцо – такой же исторический персонаж, как вы или я, Константин Иванович. Мне нет никакого дела до того, кто и по каким причинам захотел лишить мою семью её истории. Кольцо вернётся на место, а люди – или не люди – посмевшие протянуть к нему руки, – покойники. Точка.

Мишима, до этого молчавший так, будто его и не существовало, медленно опустил голову в знак одобрения.