Солдат в ответ только кивнул.
– Ну, ступай с богом. Осторожнее только.
Оказавшись за караулом, солдат преобразился. Лицо его подтянулось, обретя четкие медальные черты. Глаза перестали блуждать и словно в прицел захватили верхушку нужной ему башни.
Тенью вампира скользнул в брошенную хозяевами комнату человек в свободном плаще, неуловимо меняющем цвет, поставил на пол ведро с густой пахучей жидкостью, достал из-под складок костяные и деревянные части, ловко собрал большой мешикский лук и накинул на рога звонкую тетиву. На десяток стрел он накрутил вату, выдранную из стеганого панциря, чиркнув кремнем по кресалу, запалил небольшую жаровню, придвинул деревянный стульчик и присел у окна, глядя, как испанцы возвращаются к башням-кораблям.
Ждать осталось недолго.
Надвигался вечер. С далеких гор натянуло низкие серые тучи, полные противной, холодной измороси. С озера начал подниматься туман.
– Надо двигаться, – проговорил Кортес, оглядывая двор, заваленный мертвыми телами. – Этой ночью мы либо покинем город, либо погибнем.
– Дон Эрнан, – спросил Ромка. – Можно, я сбегаю к отцу? Проведаю.
– Конечно, дон Рамон. Но через полчаса я жду вас на своей башне.
Ромка кивнул и стремглав бросился к веревкам, все еще свисающим со стены. Не обращая внимания на боль, лаской вскарабкался на стену, перевалился, спрыгнул вниз. Добежал до аппарели и заглянул внутрь. По-видимому, ее нутро отвели специально для раненых. Некоторые сидели, пытаясь самостоятельно обработать раны, тяжелые лежали прямо на полу. Встрепанный коновал метался от одного к другому, пытаясь оказать самую необходимую помощь.
Сеньор Вилья оставался там, где Ромка его оставил, – прямо посередине. Его носилки всем мешали, но почему-то никто не делал попытки хотя бы сдвинуть их в сторону.
Лицо раненого было бледно, грудь едва заметно шевелилась от легких вздохов. Повязка набухла и сочилась кровью. Ромка вбежал по доскам и, присев на корточки, сжал в своих руках вялые и безжизненные пальцы отца. Потряс.
– Папа. Папа! – позвал он.
– Не дергал бы ты его, – раздался над ухом тихий голос. – Отходит человек.
Слова были… русскими. Мирослав?! Вернулся! Ромка обернулся и несколько секунд непонимающе смотрел на скуластого солдата, тепло и грустно улыбающегося ему из-под железного козырька. Потом взглянул в его льдистые голубые глаза:
– Мирослав?!
– Не ори.
– Где ты был? Почему пропадал?
– Повздорил маленько с главным. Дело прошлое. Нам теперь о другом думать надо, – отмахнулся Мирослав.
– О чем? – отстранился Ромка.