Земля ягуара

– Ну, значит, все, кроме кур, вы отвезете вот тому старику на берегу. И захватите подарков каких-нибудь. Пусть он идет в деревню и просит людей торговать с нами. И относись к нему уважительно – это касик[15]. Местный сеньор. Понятно?

Гонсало кивнул.

– Ну так чего же вы стоите?

Тот подпрыгнул как ужаленный и перевалился через борт. Спустя несколько минут его шлюпка уже мчалась обратно к своему к кораблю.

Через полчаса Альварадо-старший проплыл мимо них к берегу и высадился подле касика, сидящего на песке. В присутствии почетного караула из десятка солдат он передал ему подарки и долго раскланивался так, как не делал этого, наверное, даже перед дамами на балу у губернатора.

– Редкая смесь трусости и наглости. Еще час назад он рисковал просидеть в канатном ящике до возвращения на Кубу, а теперь уже фиглярствует, – присмотрелся к происходящему на берегу де Эскаланте.

Кровь бросилась в лицо младшему Альварадо, рука потянулась за мечом. Де Эскаланте смерил его презрительным взглядом и отвернулся. Из дона Педро будто выпустили воздух. Он прекрасно понимал, что, дойди дело до дуэли со старым воякой, ему не удастся ни отстоять честь, ни сохранить жизнь.

На следующий день туземцы вернулись к своим домам, а через несколько часов пришли с товарами на берег. Размахивая руками и свертками из пальмовых листьев, они показывали, что готовы обменять плоды своего труда на заграничные безделушки.

Заспанный Альварадо, чертыхаясь, спустился в шлюпку и через десять минут был на берегу. Его кресло-бочонок матросы поставили на циновку, специально расстеленную туземцами. Два солдата встали рядом с офицером и сорванными пальмовыми листьями стали гонять горячий воздух, пытаясь хоть немного остудить голову начальника, свои панцири и отогнать тучи назойливых мух. Еще двое остались в лодке, держа наготове взведенные арбалеты. Все свободные от вахты обитатели каравеллы столпились у борта, увлеченно наблюдая за торгами.

Местные по очереди стали подходить к дону Педро, раскрывали свертки, разворачивали листья. Тот бегло осматривал принесенное и, ныряя рукой в свой непомерный кошелек, в соответствии со своим представлением о ценности принесенного одаривал туземца зеркальцем или связкой бус.

Через некоторое время все малоценные предметы перешли из рук в руки и торговля пошла по-крупному. Один хромой и, судя по количеству татуировок и шрамов на теле, знатный абориген принес что-то в тряпице, подозрительно напоминающей подол дорогой батистовой рубахи, и развернул ее. Огненно блеснули округлые бока огромного самородка. Из рук в руки перешли дорогие ножны с клинком отличной толедской стали. Туземец помоложе, опасливо озираясь, принес что-то небольшое, но увесистое. Альварадо взглянул и, не торгуясь, отвалил ему несколько ножей и почти половину оставшихся бус.

Наконец людской поток иссяк. Матросы покидали свертки на дно и двинулись в обратный путь. Отяжелевшая лодка с трудом доковыляла по волнам до трапа. Часть свертков тут же отправилась на камбуз, часть – в каюту адмирала.

– Эти индейцы доверчивы как малые дети, – зевнул де Эскаланте. – Сегодня они готовы доверять тем людям, которые вчера грабили их деревню. Будто и не было ничего. При столкновении с нами у них нет шансов. – Он вздохнул, пригубил вино и уставился на морскую гладь, простиравшуюся до самого горизонта.

Ромке интересно было бы узнать, о чем думает старый вояка, но спросить он не решился.

Четырехместный ялик с разгону воткнулся тупым носом в пологий берег и заскрипел по песку. Человек в плаще, неуловимо меняющем цвет в зависимости от окружающего фона, перепрыгнул через борт, утопая по щиколотку в песке, двинулся к месту недавней торговли, брезгливо потрогал носком сапога обрывки пальмовых листьев, потянул носом воздух и быстро зашагал обратно.

– Ну что там? – спросил из лодки здоровенный детина.

– Вчера были, может, позавчера. Торговали тут с местными.

– Может, наведаемся в деревню да узнаем?

– А смысл? На выторгованные бусы посмотреть? Догонять надо.

– Отправляемся, значит. А ну, песьи дети, гребите обратно, – прикрикнул здоровяк на капитана и навигатора, обливающихся потом скорее от страха, чем от усталости, которых они засадили за весла, и пригрозил им огромным кулаком.