— А светофильтр на летном шлеме, как у охотников? — улыбнулся Жуковский.
— И где я возьму?
— Я тебе дам. — Андрей продолжал улыбаться. — Все, что нам нужно, за этой дверью.
Все удивленно смотрели на Жуковского. Но никто не задавал вопросов.
— Вася, так ты с нами? — напирал Андрей.
Селиверстов наконец кивнул, и тогда снова зазвенела связка ключей.
Метрах в пятидесяти горел на стене факел, и были слышны мужские голоса. Затем четверо открыли дверь и исчезли в проеме один за другим. Последний задержался. Бросил взгляд на факел. Выпустил клуб дыма изо рта. Швырнул окурок и ушел следом за спутниками. А факел так и остался гореть.
Когда дверь лязгнула, снова отгородив метро от другого мира, из ребер туннеля, что вел к «Гагаринской», выскользнула тень и, чуть прижимаясь к рельсам, кинулась в сторону факела. За ней еще одна тень. И еще.
Невероятно худой человек, одетый в лохмотья, под которыми просматривался широкий пояс монтажника с привязанными к нему свертками, ловко подскочил к окурку и в мгновение ока прижал его к сухим потрескавшимся губам. Сделал глубокую затяжку, обжигая пальцы.
— Жрец, дай дернуть! — протянул руку второй человек в таких же лохмотьях.
— Грабли убери. — Первый шлепнул товарища по ладони и, плюнув на крохотный бычок, который уже невозможно было курить, запихнул его в рот и начал быстро жевать.
— Нам удача улыбнулась, да, Жрец? — Третий человек похожий на двух первых, подкрался к ним и кивнул на дверь, которую больше не держали ненавистные запоры.
— Удача? — Жрец оскалил редкие гнилые зубы. — Вера в удачу есть удел еретиков и грешников. Священный дух атомной войны послал нам знак. Вот что это.
9
КОНЦЕПЦИЯ ВЛАСТИ
Огромный змей из стали, деформированной огнем и временем. Это был поезд. Он стоял в туннеле, который кончался невдалеке. Уже явственно чувствовался зловещий холод поверхности. Слышались завывания ветра, словно угрозы какой-то страшной силы, не склонной считаться с желаниями обитателей сумрачного подземелья. Плевать этой силе, что кто-то из них хочет вернуть свою любовь, а другие решили ему в этом помочь. Все это такие ничтожные вещи по сравнению с тем, что есть реальный мир, превращенный человеческим разумом в сюрреалистическую картину застывшей смерти, замерзшего ада. И воющей неведомой силе незачем терпеть в своих владениях людей.
Но люди шли, а ветер гудел где-то там, где туннель упирался в иной мир. Люди шли в город, которого давно нет, как, наверное, и всех других городов человеческой вселенной.
Костя с ужасом смотрел на останки, которыми был полон изувеченный много лет назад состав. Уже никто, наверное, не ответит, почему на путях, ведущих в депо, оказался электропоезд, полный пассажиров. И как он сгорел, находясь в подземке. Но сейчас Ломака может созерцать то, что из этого вышло. И долго рисовать в воображении творившееся здесь.
Одни лезли в окна — из них, бесформенных, теперь свисают обугленные трупы.
Другие, расталкивая своих товарищей по несчастью, кусая их за конечности и истошно вопя, ломились в двери — вот лежат под ними кучи переломанных черных костей и черепов с пустыми глазницами, с распахнутыми в последнем крике ртами. Словно какое-то назидание оставшимся в живых.