Гайдзин

– Я буду возражать против этого изо всех сил, – пообещал Малкольм, пораженный. – Тебя пора повысить, дать прибавку к жалованью, и компания пострадает, если потеряет тебя, это-то она должна понимать. Что за сумасшедшая мысль пришла тебе в голову?!

– Да. Но если это станет необходимо… Выслушайте меня, тайпан, если это будет необходимо, станете ли вы возражать?

– Против того, чтобы ты начал свое дело? Нет. Но мне даже думать об этом не хочется, и компания от этого проиграет, клянусь Всевышним. Этого не случится, а если… если ты попросишь отпустить тебя, я найду способ заставить тебя остаться – уговорить тебя остаться. Найду обязательно.

– Спасибо, огромное спасибо. – Джейми сделал большой глоток и почувствовал себя немного лучше. Он встал и от души сказал: – Я всем сердцем надеюсь, что у тебя все сложится хорошо, Малкольм.

– Да, я знаю, Джейми. И у тебя все тоже будет нормально. Спокойной ночи.

В тишине своей комнаты Малкольм с удовольствием вытянул ноги в сторону камина, с нетерпением ожидая завтрашнего дня и новых сведений от Горнта.

Он станет ключом к Тесс.

«Есть своя ирония в том, что я нужен ему так же, как и он нужен мне, и при этом мы враги. У меня есть предчувствие, что мы всегда ими будем. Какова же его цена? Это будет что-то, что я смогу ему дать. Он достаточно умен, чтобы не требовать большего. Почему ты так уверен? Месть – слишком сильный мотив, я знаю».

Сегодня для Андре настало время второго свидания с Хинодэ. Ровно десять дней, двадцать два часа и семь минут назад он видел ее во всем ее великолепии, та ночь навсегда отпечаталась в его памяти.

– Добрый вечер, Фурансу-сан, – застенчиво сказала она, ее японский звучал как музыка.

Передняя комната начиналась сразу за маленькой верандой; их дом стоял в саду Трех Карпов, благоухающем в этот вечер, как благоухала она сама. Золото с коричневым – цвета зимы – изысканно заиграли на ее кимоно, когда она поклонилась ему и показала на подушечку напротив себя. Позади нее сёдзи в ее спальню была приоткрыта, позволяя видеть край футонов и покрывал, которые станут их первой постелью.

– Саке подано так, как, мне сказали, вы любите. Прохладным. Вы всегда пьете саке прохладным?

– Да-да, я… я люблю вкус более хорошо. – Он обнаружил, что запинается, его японский звучал грубо, руки словно мешали ему, он не знал, куда их деть, ладони были влажными от пота.

Она улыбнулась:

– Странно пить холодные напитки зимой. Ваше сердце остается холодным и зимой и летом?

– И-и-и-и, Хинодэ, – ответил он, сердце стучало у него в ушах и в горле. – Мне кажется, мое сердце как камень уже так долго, думаю о тебе, не знаю, горячее, или холодное, или какое. Ты прекрасна.

– Это только для вашего удовольствия.

– Райко-сан рассказала тебе обо мне, да?

Ее раскосые глаза спокойно смотрели с белого лица, брови были выщипаны, и на их месте нарисованы две ровные дуги, высокий лоб, линия волос мыском спускалась посередине – примета, предвещавшая раннее вдовство, – черные волосы, убранные в высокую прическу и закрепленные черепаховыми гребнями, как ему хотелось распустить их.

– Что Райко-сан сказала мне, я забыла. Что вы сказали мне, перед тем как поставить подпись, принято и забыто. Сегодня мы начинаем. Это наша первая встреча. Вы должны рассказать мне о себе – все, что вы хотите, чтобы я знала. – В ее глазах появился огонек, и они весело прищурились. – Времени будет довольно, да?