Гайдзин

Иоганн был слишком опытен, чтобы переводить дословно, и подчеркнул лишь самую суть сказанного. Самурай с шумом втянул в себя воздух, потом затопал к воротам русской миссии, миновал двух огромных бородатых часовых, слегка задев обоих, и встал перед сэром Уильямом, явно ожидая от него поклона.

– Кэйрэй! – рявкнул сэр Уильям. Поклонитесь – одно из немногих слов, которые он позволил себе запомнить. – Кэйрэй!

Офицер вспыхнул, но автоматически поклонился. Он поклонился как равному и вскипел еще сильнее, когда увидел, что сэр Уильям просто кивнул ему, как подчиненному. «Но с другой стороны, – подумал он, – этот гнусный человечек является главным гайдзином, и злобность его известна всем, как и его мерзкий запах. Когда мы нападем, я лично убью его».

Он извлек свиток, шагнул вперед, протянул его, отступил назад, безукоризненно поклонился, подождал, пока на его поклон ответят, пусть и грубо, полностью удовлетворенный тем, что превзошел своего врага. Чтобы избавиться от злобы, он обругал своих людей и двинулся прочь, словно они не существовали. Они последовали за ним, возмущаясь грубости гайдзина.

– Где Тайрер, дьявол его забери? – спросил сэр Уильям.

– Я пошлю кого-нибудь, чтобы его разыскали, – сказал Паллидар.

– Нет, будьте любезны, попросите Иоганна присоединиться ко мне.

– В этом нет нужды, сэр Уильям, – заметил Эрлихер, швейцарский министр, – если послание на голландском, я могу прочесть его вам.

– Благодарю вас, но это лучше сделать Иоганну, поскольку он немного говорит и по-японски тоже, – ответил сэр Уильям, не желая заранее ничего делить ни с одним из иностранцев, особенно с этим, который открыто представлял небольшую, но растущую, высоко специализированную военную промышленность, активно ищущую рынки сбыта, репутация которой была основана на невероятном, уникальном мастерстве их часовщиков – одна из немногих областей, где британские производители не могли кого-то обойти.

В столовой, самой большой комнате в здании, стоял стол на двадцать человек, уставленный приборами и блюдами из тонкого серебра. Присутствовали все министры, за исключением фон Хаймриха, который все еще был болен, Струан, Анжелика, которой отвели место во главе стола, несколько французских и британских офицеров. За каждым креслом стояли два ливрейных лакея, еще больше слуг сновало вокруг стола.

– Могу я воспользоваться приемной, граф Сергеев? – спросил сэр Уильям по-русски.

– Разумеется. – Граф Сергеев открыл дверь. Они подождали, пока Иоганн торопливо вошел, и русский закрыл ее.

– Добрый вечер, сэр Уильям, – сказал Иоганн, довольный тем, что его вызвали. Он первым узнает, в чем тут дело, и сможет и далее быть полезным, с выгодой для себя, министру собственной страны. Он сломал печать на свитке и тоже присел. – Голландский и японский. Послание короткое. – Он быстро пробежал его глазами, нахмурился, перечитал снова, потом еще раз и нервно рассмеялся. – Оно адресовано вам, британскому министру, и гласит: «Я обращаюсь к Вам с депешей. По приказу сёгуна Нобусады, полученному из Киото, все порты должны быть закрыты без промедления и все иностранцы изгнаны и выдворены за не…»

– Выдворены? Вы сказали «выдворены»?

Рев проник через дверь. Тревожное молчание охватило гостей за столом.

Иоганн поморщился:

– Да, сэр, прошу прощения, но именно так тут говорится: «…и выдворены за ненадобностью и нежелательностью каких бы то ни было сделок между иностранцами и нашим народом. Я посылаю Вам это, прежде чем назначить приказом немедленную встречу для окончательного определения условий вашего срочного оставления Иокогамы. Направлено с уважением».

– С уважением? Клянусь Создателем, это, в господа бога мать, растреклятая наглость…

Тирада продолжалась. Когда сэр Уильям остановился, чтобы перевести дух, Иоганн вставил:

– Письмо подписано «Нори Андзё. Тайро». Насколько я понимаю, сэр Уильям, это почти как диктатор, он высоко поднялся в этом мире.