Ее улыбка могла бы осветить самый черный день. Она тут же увидела, что его взгляд смягчился. Хорошо, первый барьер.
– Вот, – сказала она с притворной серьезностью, – у меня есть для вас стихотворение:
Его хохот заполнил всю комнату.
Хорошо, второй барьер.
– Я так довольна, что вы позволили мне приехать с вами в Киото.
Его глаза засветились другим светом, и на душе у нее потеплело. Инстинктивно она изменила то, что собиралась сказать: что он был так красив в мерцающем свете ночных фонарей. Вместо этого она высказала то, что жило глубоко в ней:
Она сидела на коленях напротив него, он потянулся вперед и нашел ее руку. Слова были не нужны. Ни для него, ни для нее. Теперь он обрел покой, напряжение пропало, пропали чувство одиночества и весь страх. И она тоже была спокойна. Столько энергии потрачено, чтобы извлечь его из себя самого. Столько тайного открыто. Неразумно открывать так много.
«Ты очень важна для меня», – говорил он, не произнося этого вслух, как разговаривают влюбленные.
«Вы оказываете мне слишком большую честь», – отвечала она едва заметной тенью, легшей на лоб. Потом ее пальцы легко погладили тыльную часть его ладони, говоря: я обожаю вас.
Глаза неотрывно смотрели в глаза. Она поднесла его руку к лицу и прикоснулась к ней губами. Молчание охватывало их, сжимая все сильнее, причиняя боль, а потом одним быстрым движением она скользнула к нему под бок и крепко обняла его. Ее смех зазвенел серебристой трелью.
– Слишком много серьезности вредно для меня, Тора-тян! – Она обняла его снова, уютно устроившись в его объятиях. – Вы доставляете мне столько счастья.
– Ах, не больше, чем ты мне, – мягко проговорил он, радуясь, что напряжение было разрушено так красиво. – Тебя обожают, и твои стихотворения тоже.
– То, что про улитку, принадлежало Кэраи.
Он рассмеялся:
– Оно принадлежит Койко Белой Лилии! Принадлежит, не принадлежало.
Она опять придвинулась теснее, наслаждаясь его теплотой и силой.
– Я чуть не умерла, когда услышала про сегодняшнее утро.
– Жизнь, – ответил он просто. – Мне следовало бы быть более готовым, но меня поразила улица. – Он рассказал ей, какой необычной она показалась ему. – Это было редкое ощущение – чувствовать себя невидимкой, – слишком богатое, чтобы не испытать его снова, какими бы опасностями это ни грозило. Не добавляет ли опасность остроты в это блюдо? Я посмотрю, как это получится в Эдо. С наступлением темноты риск будет меньше, и я подготовлю специальную охрану, чтобы она сопровождала меня.
– Пожалуйста, извините меня, но я бы предложила не злоупотреблять этим наркотиком.
– Я и не собираюсь им злоупотреблять. – Его руки сжали ее, им было так удобно вдвоем. – Это могло бы стать наркотиком, да, очень легко.