– Не хочу показаться нескромным или навязчивым, – успокоил я ее, – но вы можете мне спокойно довериться. Мы же не среди католиков. У меня нет предрассудков, и если молодость любит, то нет нужды в свидетельстве о браке. Истиная любовь сама себя облагородит!
– Да уж, это хорошо-прекрасно, – не отрывая взгляда от зеркала, фройляйн Крёмайер сжала губы, – но раз нету, то нету. А потому что четыре недели тому назад я его самолично послала. Ох, скажу вам, это был отменнейший говнюк!
В моем взгляде читалось, видимо, удивление, потому что фройляйн Крёмайер спешно добавила:
– Блин! Что я несу! Не, я ж в ставке фюрера! Я хотела сказать: подлая сволочь! Мойфюрыр!
Я не совсем понял цель сей словарной замены, однако мимика фройляйн Крёмайер говорила об искренних усилиях и даже об определенной гордости второй формулировкой.
– Во-первых, – строго сказал я, – мы не находимся в ставке фюрера, фройляйн Крёмайер, поскольку я не являюсь главнокомандующим вермахта, по крайней мере пока. И во-вторых, я считаю, что подобные слова вообще не подходят для рта немецкой девушки! И тем более для рта моей секретарши!
– Так все ж правда! Вы б только видели, сами б еще не так выразились! Я вам такое могу порассказать…
– Эти рассказы меня не касаются! Речь идет о репутации немецкого рейха, а в этих стенах – и о репутации немецкой женщины! Если кто-то заглянет, то я хочу, чтоб у него сложилось впечатление порядочного государства, а не…
Продолжить я не смог, потому что из глаза фройляйн Крёмайер скатилась слеза, потом из другого глаза – еще одна, а потом сразу – очень-очень много. Настал один из тех моментов, каких следует избегать фюреру на войне, ибо случайное сочувствие крадет у него концентрацию, каковая неотложно требуется для победоносного проведения боев на окружение и для ковровых бомбардировок. Впрочем, по моему опыту в самые неблагоприятные времена дела обстоят проще, надо лишь отдать приказ – защищать каждый метр земли до последней капли крови, и в принципе ведение войны на ближайший день уже окончено, можно спокойно возвращаться восвояси. Хотя все равно нельзя распыляться на эмоции других людей.
Правда, сейчас мы все-таки находились не на войне. И я ценил безупречные профессиональные качества фройляйн Крёмайер. Так что я протянул ей бумажный носовой платок (благо они опять производились в изобилии).
– Ничего страшного, – успокоил я ее, – я просто хотел, чтобы вы в будущем… я не сомневаюсь в ваших способностях, напротив, я очень вами доволен… Вы не должны принимать близко к сердцу мой упрек…
– Да нет, – тяжело вздохнула она, – вы ни при чем. Я же… я ведь… я прям любила его. Я думала, все серьезно. Я думала, это по-настоящему.
С этими словами она стала рыться в рюкзачке и вытащила телефон. Что-то на нем понажимала, пока на экране не появилась фотография подлой сволочи, которую она мне протянула.
– Такой симпатичный. И всегда был такой… особенный!
Я взглянул на изображение. Мужчина и правда выглядел вполне прилично. Высокий, рослый, хотя лет на десять постарше фройляйн Крёмайер. Он стоял на улице в элегантном костюме, но в его облике не было ничего щегольского. Напротив, он имел весьма солидный вид, словно руководил маленьким, но процветающим предприятием.
– Не хотелось бы вмешиваться в ваши дела, – сказал я, – но меня действительно не удивляет, что эти отношения не привели к счастливому результату…
– Нет?
– Нисколько.
– Но почему?
– Смотрите: вы, конечно, думаете, будто вы сами разорвали отношения. Но разве вы не осознали, что не являетесь подходящей партнершей для этого мужчины?