– Но он же вроде не фюрер, – задумчиво сказал Броннер.
–
– О, кто-то идет! – оживился Броннер. – Думаю, босс собственной персоной.
И правда, открылась дверь и появилась дряблая фигура.
– Как чудесно, – с одышкой сказал человек, протянув мне свою толстенькую руку, – господин Гитлер. Меня зовут Апфель, Хольгер Апфель[62]. Федеральный председатель Национал-демократической партии Германии. С интересом наблюдаю за вашей передачей.
Я окинул взглядом это странное явление. Разбомбленный Берлин выглядел менее печально. Его речь звучала так, словно он не переставая жевал бутерброд с колбасой, да и вид был соответствующий. Я проигнорировал его руку и спросил:
– Вы не знаете, как должен приветствовать порядочный немец?
Он смотрел на меня в смятении, как собака, которой дали две команды одновременно.
– Садитесь, – приказал я. – Нам надо поговорить.
Он сопя опустился на стул напротив.
– Итак, – произнес я, – стало быть, вы представляете национальное дело.
– По необходимости, – ответил он с полусмешком. – Вы-то уже давно этим не занимаетесь.
– Мне пришлось так распланировать мое время, – коротко ответил я. – Мой вопрос: чего вы достигли за этот период?
– Мы не скрываем наших достижений, мы представляем немцев в землях Мекленбург – Передняя Померания и Саксония-Анхальт[63], и наши боевые товарищи в…
– Кто-кто?
– Боевые товарищи.
– Это называется фольксгеноссе, – поправил я. – Боевой товарищ – это тот, с кем ты лежал в одном окопе. И за исключением моей скромной особы я не вижу здесь никого, кто имел бы такой опыт. Или вы считаете иначе?
– Для нас, национал-демократов…
– Национал-демократия, – насмешливо произнес я, – что это может значить? Если национал-социалистической политике и потребна какая-то сторона демократии, то она совершенно не пригодна для названия. Когда с выбором фюрера демократия закончится, вас по-прежнему будет припечатывать демократическое клеймо в названии! Это каким же глупцом надо быть!
– Мы как национал-демократы твердо стоим на территории Конституции и…