Однако мой визг и ругательства аппетит монстру не испортили — щупальце с неотвратимостью судьбы тащило меня вверх, к ожидающим очередную порцию смертоносным челюстям.
Вдруг плавная траектория страшного лифта резко изменилась. Конечность, опутавшая меня с ног до головы, с бешеной скоростью заметалась во все стороны, кружа в жутком бессмысленном аттракционе. И если несколько секунд назад я мечтала любым способом выбраться из пут, то теперь я глубже вонзила когти в щупальце, чтобы удержаться и не выскользнуть во время очередного зигзага.
«Хорошо, что я давно не ела», — мелькнула мысль, но помогло мне это мало. Приступ морской болезни добавил остроты ощущений ко всем спецэффектам, переживаемым мною.
Ускоренное движение вверх, рывок вправо, вибрация, резкое падение и мгновенно раскрутившийся захват… Моё пленение закончились тем, что я, скатившись по безжизненной конечности, по инерции, вздымая песок вокруг себя, несколько раз крутанулась заведённой юлой и бессильно завалилась на бок, потеряв сознание.
Как же не хочется выходить из беспамятства, где нет боли и страха, где нет груза ответственности, где великая мать Вселенная принимает тебя такой, какая ты есть. Но жизнь тянет на предназначенный путь, а в бессознательном состоянии его не пройдёшь.
Первое, что почувствовала, — это теплая тяжесть Филькиной тушки на своих ногах. Второе — голоса, чирикающие на непонятном языке. Они эхом метались в сознании, мешая сосредоточиться и усиливая головную боль. Да, третье — это боль. Голова, рука и язык. Понятно было бы, если бы горло саднило — я так визжала, но язык-то почему?
«Филенька…» — ментально потянулась я к фамильяру, не открывая глаз, но продолжить не смогла от пронзившей череп ломоты. Чему там болеть — это же кость?
В ту же секунду кот переместился к моей голове и потерся мордочкой о пульсирующий от боли висок:
— Здесь я, здесь, моя хорошая, — нежно выдохнул в самое ухо. — Как ты?
— Осень похо, но сить надо, — прошепелявила я, едва двигая опухшим языком, чудом помещавшимся во рту, и с трудом приоткрыла глаза.
— Ничего не понял, — замотал головой кот. — Здесь нет осени, у них зима круглогодичная.
Я застонала и прикрыла глаза, сморгнув невольно навернувшиеся слезинки. Говорить не могу, менталить не могу, как общаться теперь? Как рассказать, что у меня острая боль в локте правой руки? Такая, что даже пошевелиться не могу. И голова раскалывается на малюсенькие осколки. Только почему-то мучительно медленно. Как попросить помощи, чтобы избавили от мучений?
— Она сказала, что ей очень плохо, но умирать не собирается, — неточно, но верно по смыслу перевёл кто-то мои слова. Голос был незнакомый. Без тональности и эмоций. Наверное, так мог говорить робот.
— Уверен? — переспросил фамильяр. — А как ты понял?
В ответ едва слышный шорох одежды. Похоже, что собеседник Филиппа равнодушно пожал плечами.
— То то? — спросила я кота, почувствовав, что мне необходимо узнать имя моего переводчика.
Питомец опять потёрся о мою несчастную головушку и виновато прошептал:
— Прости, я не понимаю.
«Так просто: кто это! Что же ты у меня такой недогадливый?» — с отчаянием подумала я. Но тот, о ком я спрашивала, понял. И ответил:
— Твой зверёк называет меня «Инк». Не знаю, что это значит, но не спорю с ним. Пусть будет Инк. Мне всё равно.
ebooksa