Следующий день начался, как обычно. Обход, медицинские процедуры, завтрак. Сегодня должны были выписать Тимофея Семеновича. Он начал готовиться к этому событию с самого утра. Побрился, сложил вещи, отдал Павлу оставшиеся гостинцы, которые приносили ему родственники.
После завтрака Олежка попытался напоследок подискутировать с Тимофеем Сергеевичем, но тот отказался. И Олег перешел к новому пациенту, мужчине, который поступил позавчера вечером. Мужчину звали Дмитрий, и Олег нашел в нем единомышленника. У Дмитрия был портативный телевизор, так что они вместе смотрели и обсуждали новости, хвалили российское правительство и хаяли Америку. С Павлом они не общались, и это его радовало. Олег до сих пор таил злобу на Павла, это было видно по косым взглядам и односложным грубым фразам, кидаемым в его сторону.
На прощание Тимофей Семенович пожелал Павлу удачи, посочувствовал относительно оставшейся компании и отправился домой.
После ухода деда, прошел еще один день. Павел решил для себя, что еще три-четыре дня, и он слиняет из больницы, незаметно, ночью. В обед Павел решил поспать. Но что-то на душе было тревожно. Что-то было не так. Он ворочался с бока на бок и никак не мог умоститься. То, что необходимость поездки в Москву отпала, Павел воспринял положительно. Москва – столица империи, этим все сказано. Сверхрежимный, максимально напичканный военными, ФСБшниками и всевозможными полицейскими подразделениями. Сумасшедший город, параноидально повернутый на безопасности. Разного рода наблюдателей и доносчиков со стороны гражданских тоже было не счесть. Скрытые камеры наблюдения практически на каждом углу. Так, что город Волгоград был в этом плане предпочтительней. Павел надеялся, что Сан Саныч, друг Аркадия Ивановича сможет ему как-то помочь.
Но беспокойство Павла не было связано с планируемой поездкой в Волгоград. Это было что-то другое. И тут Павел понял, в чем, а вернее, в ком было дело. В соседях по палате. С самого утра они стали избегать Павла. До этого они просто игнорировали его или же подкалывали своими недобрыми шуточками. А сейчас избегали в прямом смысле этого слова. Он вспомнил, что когда сегодня он заходил в палату, Олег и Дмитрий переглядывались, и, пряча взгляды, как бы невзначай, друг за другом выходили из комнаты. Когда Павел выходил в туалет или прогуляться, его соседи по одному снова возвращались на свои места. При Олеге они перестали разговаривать, перестали смотреть телевизор и даже прекратили обсуждать новости! Конечно, это было здорово, что они заткнулись, но не нравилось это Павлу... Что-то не так.
Павел встал с постели и подошел к кровати Дмитрия. На прикроватной тумбочке, рядом с телевизором лежали журналы с кроссвордами, а между ними затесался один белый лист бумаги. Павел аккуратно вытащил его и обомлел. Это был его портрет, а ниже надпись – «розыск». По всей видимости, Дмитрий, который периодически ходит курить на первый этаж, содрал это объявление с больничной информационной доски и принес в палату показать Олегу.
Павел держал в руке бумажку и в оцепенении смотрел на свою фотографию. Фото было сделано вокзальной камерой наблюдения, было размазанным, но то, что человек на портрете был узнаваем, можно не сомневаться.
Вдруг послышались шаги по коридору. Павел мигом всунул листок на место и отступил к своей кровати. Но обошлось, шаги удалились.
Нужно что-то делать. Павел не сомневался, что Олежка уже донес про Павла куда следует. Значит, времени у него осталось очень мало. Он кинулся к шкафу-купе. Скинув больничную пижаму, натянул на себя свою одежду, ботинки, подхватил рюкзак и выглянул в коридор. Справа в вестибюле он заметил сидящих в креслах Олега и Дмитрия. Они о чем-то мило беседовали. Чтобы выйти к центральной лестнице, ведущей вниз, нужно было пройти мимо них. Если он это сделает, Олег, без сомнения, поднимет шум, и прибежит охрана. Тут он вспомнил, что гуляя по ночам больничными коридорами, он обнаружил «пожарный выход», который находился в самом тупике коридора, в обратной стороне от вестибюля. Дверь на лестницу «пожарного выхода», судя по висевшему навесному замку, должна была быть закрытой. Но на самом деле, замок висел для антуража, дверь не была запертой, и некоторые медсестры в ночное дежурство втихаря выбегали сюда покурить.
Павел дождался, пока в коридоре никого не будет и выскочил с палаты. Добежал до «пожарной» двери, толкнул ее. Дверь оказалась закрытой! Павел растерялся. При более близком рассмотрении замка, он определил, что дверь была заперта изнутри. Через щель старой деревянной рамы Павел разглядел навесную щеколду, с помощью которой и была заперта дверь. Кто это додумался закрывать «запасной выход» изнутри?!
Щеколду можно было достать сквозь щель чем-то тонким и длинным. Павел вспомнил про свой новый нож. Он полез в карман куртки, и с ужасом не обнаружил его там! Он судорожно начал осматривать все карманы, потом залез в рюкзак, перерыл его, ножа не было! От отчаяния Павел прижался к стене и попытался собраться с мыслями. Нож он не мог потерять, значит, его из куртки вытащили. Куртка была в палате, в шкафу. Олег! Только он мог это сделать! Ах, он, сволочь! Павел оставил рюкзак возле запертой двери и побежал назад в палату. Снова проскочил никем незамеченным и бросился к шкафу. Здесь оставались висеть огромная куртка Олега, и куртка Дмитрия поменьше. Он перепотрошил карманы куртки, ничего не нашел. Проверил, на всякий случай, карманы Дмитрия. То же самое. Затем он принялся за кровать Олега. Скинув на пол простынь и одеяла, пересмотрел матрац. Потом скинул и его, и осмотрел пространство под матрацем. Ножа здесь не было. Он бросился к тумбочке. Наверху тумбочки стояла закатанная трехлитровая полная банка томатного сока, который громила очень любил, пустая грязная чашка и журнал «Крокодил». Павел открыл тумбочку. Лекарства, остатки бутербродов, туалетная бумага и личные вещи валялись вперемешку одной беспорядочной кучей. Павел вытряхнул это все на пол, ножа там тоже не оказалось.
– Ты куда-то собрался? Не это ли ищешь, ботаник?
Павел развернулся на голос. В дверях стоял «человек-свинья» и, пощелкивая лезвием, игрался легендарным, дорогим и неимоверно редким Пашиным «Spyderco».
– Он тебе все равно в тюрьме не пригодится, яйцеголовый, – с ехидной улыбкой промолвил Олежка.
Павел, не отрываясь, смотрел на то, как жирные потные пальцы играются его вещью.
– Олег, тебе кто-нибудь говорил, что ты придурок?
– Что?
– Нет? Тогда слушай. «Придурок», это слишком по-доброму. Ты самовлюбленный безмозглый дармоед и жирное тупое быдло!
– Что!?
– Вместо мозгов у тебя холодец, а сам ты трусливая и перекормленная свиноматка!
ebooksa