Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах)

Это я точно тебе говорю.

Заткнувшись, наконец, я различил уютное сопение. У-ух… получилось. Слава богам, спит. С последним куплетом даже Аретейни зевнула, прикрыв рот ладонью. Заметив мой взгляд, Ласточка ободряюще улыбнулась и задумчиво произнесла в пространство:

— Какой у тебя красивый голос… и почему ты мне никогда не поешь?

— Больше подземных нет? – Я решил проигнорировать это издевательство. Аретейни покачала головой и бесшумно выбралась наружу. Я выбрался следом.

Стихло. Город больше не хрипел от боли, только дышал горьким затихающим дымом, но и он, казалось, лениво уползал в щели. Дождь гасил догорающий огонь. По небу неслись тревожные рваные облака, но лес за дальними домами уже заволокло серой пеленой тумана. Кончилась битва, растворилась в сыром мареве, и слышно было осторожное чавканье первых упырей. Некому было оттащить трупы, некому отогнать голодных тварей. Я устало опустился на тротуар. Ты жив еще, Город посреди леса?.. Ты уже не дышишь теплом печей, погасли окна-глаза, замолчали дома. Не лают собаки, не смеются дети, не шумят мастерские. Но ты не умер, город, я чувствую твой пульс.

Ласточка опустилась рядом. Мы отрешенно глядели на тающие в сером небе дымовые струйки и молчали. Не то боялись нарушить эту важную, тягостную тишину, не то просто не осталось сил.

— Я хочу уйти, – тихо произнесла Аретейни несколько минут спустя. Дождь мерно шелестел по крышам, и словно бы перестукивал холодными пальчиками по стеклам, по кровле, по водосточным трубам, по старому асфальту – «не уйдешь… не уйдешь…»

— И я хочу уйти.

— …И хочу остаться. Исправить все.

— Я тоже хочу.

Ласточка подалась вперед, сцепила в замок побелевшие от холода пальцы. Она снова принялась мучить в кровь искусанные губы.

— Я хочу… не так. Я хочу по-другому. Хорошо. Спокойно. Как прежде.

Некуда идти. Негде оставаться.

Я обернулся.

— А домой ты не хочешь?

Она удивленно повернулась ко мне.

— Я дома, Дэннер.

Дыхание перехватило. Вот так вот жалко, совершенно по-дурацки перехватило глупое дыхание. И я отчего-то все еще спорил.

— Так ведь…

— Ты здесь, Дэннер. И я дома.