— Берегись! – донесся слабенький голосок Лауры. Я уже ничего не соображал от боли, тварь продолжала что-то говорить, Гверн – лаять, а потом навалилась темнота.
— Товарищ полковник, это было крайне неосмотрительно…
— Заткнись, Даклер…
— Сам заткнись, бомж трактовый…
— Да вы оба достали!..
— Тебя спросить забыли, салага…
— Тихо! Она возвращается.
Повисла тишина. И в этой тишине все отчетливей слышался ритмичный шорох, будто кто-то рядом метет асфальт метлой – «шур-шур… шур-шур…» Паутина покачивалась в такт.
— Ка-акие все миленькие, какие все вкусненькие… с кого бы начать…
— Какая ты приторная, какая занудная, – сообщил я. Тварь подползла ближе.
— А вот, с тебя, пожалуй, и начну! – проворковала она.
— О-ой… какая противная, – невольно зажмурился я. Неведомым образом девица обратилась в кошмарный гибрид человека и паука – теперь у нее было восемь членистых конечностей, причем, передняя пара напоминала руки, а задняя ноги, тощие и карикатурно вытянутые, покрытые редкими жесткими волосками; нижняя часть туловища непропорционально раздулась, а лицо… можно, я не буду про него говорить?
— Ты грубиян, – оскорбилась недопаучиха. – Прямо, как мой старый друг Казимир.
— Слушай, – я приоткрыл один глаз, – а как ты называешься? У тебя классификация есть?
— Пошел ты!
Нет, все-таки женщина есть женщина.
— Я бы пошел, да ты ж меня на паутину прилепила.
— А-а-а-ай-й-й-й-й!!.. – завизжала паучиха и впилась зубищами мне в шею. Как ни странно, боли я не ощутил.
Спасение пришло с неожиданной стороны.
Внезапно загремела очередь, зазвенели, стукаясь о мраморный пол, гильзы – и меня залило черной жижей. Тварь взбрыкнула всеми восемью лапами, грузно повалилась на пол и задергалась в агонии.