Всё закончится на берегах Эльбы

— В их программе прямо сказано, что гражданином может быть только немец по крови, а все прочие — нет.

— Что за глупость? — нахмурился профессор Метц. — Как может быть иностранцем, например, поляк или чех по происхождению, если он и его предки всю жизнь прожили в Германии? Нелепица какая-то.

— Не знаю, что эти революционеры думают о чехах, поляках и русских латышках по матери, — в этот момент Отто нежно погладил руку улыбающейся ему Лили и перевёл взгляд на хмурого Даниэля, — а о евреях революционеры выразились предельно ясно. По их представлениям они гражданами быть не могут.

— Это ещё почему? — вопросил профессор Метц.

— Видимо, господа национал-социалисты считают, что в Германии слишком много евреев среди политиков и предпринимателей, а среди еврейских политиков и предпринимателей слишком много социал-предателей. Так что, их программа по отношению к евреям — это форма политической и экономической борьбы. Причудливой, но всё же борьбы.

— Это какая-то ненормальна борьба, — заключил профессор.

— Пожалуй, — согласился Отто. — Хотя, знаете ли, евреев в Германии очень мало, а в нынешней немецкой политике подозрительно много. На эту диспропорцию революционеры и упирают. Только бороться они хотят не с вредоносными политиканами, а со всеми евреями сразу. Сначала они собираются выдавить их из парламента, потом с рынков, и в конце, согласно их плану, все евреи независимо от политической ориентации прекратят издавать и редактировать газеты на немецком языке. При такой системе я бы лишился половины работодателей. А если национал-социалисты каким-то невероятным образом получат бразды правления и дореформируются до того, что нам станет нечего есть, то они обязуются выслать из Германии все лишние рты в лице не граждан. Каковы перспективы? Это все написано открытым текстом в их программе.

— Теперь я понимаю, почему они устроили путч, — мрачно заключил профессор, — с такими взглядами на будущее страны, никто не станет выбирать их в парламент.

15

От тревожных событий в городе и стране профессора Метца отвлекала только работа. Помимо преподавания и практики ему нередко приходилось консультировать коллег. Какого же было удивления Метца, когда в начале нового 1924 года в его дом пожаловал выдающийся берлинский терапевт Клемперер.

— Профессор, — вкрадчиво обратился он к Метцу, — у меня есть пациент, и я нахожусь в затруднении. Я не могу вам назвать его имени и должности, но скажу, что это высокопоставленный чиновник иностранного государства и ему чуть более пятидесяти лет.

— Что ж, и власть имущие не застрахованы от недугов.

— Вы правы.

— Так что же вы хотите у меня узнать?

— Дело в том, что болезнь моего пациента не укладывается ни в одну из известных форм мозгового заболевания.

— Интересно. Продолжайте.

— Первые симптомы проявились два с половиной года назад. Это были головокружения и ощущение тяжелой усталости. Пару раз пациент терял сознание. Поначалу я склонялся к тому, что головные боли и бессонница вызваны чрезвычайным переутомлением, так как никаких органических поражений мозга и нервной системы я не обнаружил.

— Надеюсь, ваш пациент позволяет себе отдых, чтобы восстанавливать силы?

— Увы, — признал Клемперер, — работа для него оказалась важнее собственного здоровья. К тому же он всё время сомневается в поставленном диагнозе.

— Вот как? Из-за чего же?