– Освободите ее, – быстро распорядился хевдинг. – И – ко мне в каморку. Хукбольд, Карась – вы тоже.
Усадив девушку на ковер, Радомир ободряюще улыбнулся и предложил пленнице остатки вчерашней трапезы:
– Есть хочешь?
Та ничего не ответила, лишь дрожала мелкой дрожью, а глаза округлились от ужаса.
– Вы что там с ней сотворили? – вождь перевел взгляд на Скорьку.
– Ничего, клянусь всеми богами! Даже пальцем не тронули. Я ей, наоборот, даже помог. Она плакала – утешал.
– Утешитель… Чего ж она так дрожит?
– Не знаю. Она куда-то бежала, похоже, что к реке.
– Бежала? – Рад дотронулся до руки девушки – бледной, маленькой и холодной, как лед. – Вижу, совсем ты замерзла, милая. Тебе надо на тот берег? Вообще, где ты живешь? Где тебя высадить? Да не дрожи ты! Поверь, никто тебя здесь не обидит.
Вождь говорил сейчас на латыни, однако пленница, казалось, совсем не понимала слов и все так же дрожала.
– Мы тебя скоро отпустим. Понимаешь? Отпустим! Только спросим кое-что… О, боже, ты что, немая, что ли?
Да-а… похоже, от этой девчонки ничего нельзя было добиться. Вот так «язык»! И в самом-то деле – не пытать же!
Князь махнул рукой и поднялся на ноги:
– Хукбольд! Везите ее обратно.
– Как скажешь, вождь.
Стоявший позади, у дверного проема, гот похлопал пленницу по плечу:
– Эй, эй, слышала, что хевдинг сказал? Поднимайся, пойдем. Знали б что ты немая – не хватали бы. Ну! Вставай же! Пошли.
– Не-е-ет! – вздрогнув, девчонка яростно забилась в угол и разразилась рыданиями. – Не надо обратно! Всеми святыми молю – не надо!
– Господине, – похлопал глазами Скорька. – Не надо бы прогонять девицу – ишь, убивается-то.
– Не надо, говоришь? – Радомир покачал головой. – Ладно, как скажешь. Эй, дева! Говорить-то ты с нами будешь?