– Тебе, пожалуй, доверишь, – Радомир махнул рукой. – Ишь, ошейник-то! Ладно, ступай, после поговорим, вечером.
– Добрый отрок, – неожиданно прошептала Хильда. – есть в нем какая-то надежность, уверенность, сила, я чувствую.
– Ты грязь лучше свою почувствуй, вон, все плечи черные, давай-ка мыться!
– На себе посмотри, о, муж мой!
Вымывшись, переоделись в чистое, пообедали, закусили бражку гуськом с яблоками пареными, ароматными, вкусными, потом вышли во двор – народ, что от Доброгаста остался, собрали, человек сорок, если с невольниками считать. Маловато, конечно, но ведь и в других – соседских – родах немногим-то и больше, а у того же, скажем, Сбыслава – так и меньше даже.
Плохо, что истинных родичей мало осталось – кто с Радомиром к гуннам ушел-сгинул, кто на охоте погиб, а кого – соседушки-готы убили. Справных мужиков всего-то с дюжину и осталось, ну и рабов, конечно – для вспашки да выпаса, хватит, а так – почитай все женщины да девки, да ребята малые.
– Да уж, – Рад грустно поник головой. – Наследство…
Воинов-то почти и не было, разве вот только те мужики – да и то, какие они воины? Земледельцы. Вся молодежь к гуннам по налогу кровью ушла, а те, что вернулись – Тужир, Истр – где теперь? Эх, Тужир, Тужир, друже… Не петь теперь тебе своих песен, не петь.
Старичок управитель, подойдя, поклонился:
– Не желаешь ли чего приказать, господине? Все сполним – рады.
– Я виду, что рады, – Радомир тряхнул головой. – Что-то запамятовал – тебя как звать-то, старче?
– Творимир-старец.
– То-то и он, что старец. Вот что, пусть пока личный состав занимается по распорядку.
– Че-го, осподине?
– Ну, что делали, то и делайте. Все по хозяйству.
– А Хотобуде…
– А Хотобуде пусть пустую вьюшку хлебает! – разозлился молодой человек. – Ой, как вы мне надоели, Господи-и-и… Кто у вас теперь господин? Я?
– Ты, оспо…
– Вот и радуйтесь!
– Так мы и…