Острый клинок уперся пленнику в горло.
– А тогда – чьи же? – наклонившись, вкрадчиво спросил Беторикс.
– Ты меня не убьешь, если скажу?
– Если не соврешь. Поверь, я уже и так много чего знаю.
– Антоний, – прикрыв глаза, еле слышно прошептал политик. – По поручению Цезаря он занимался особыми делами в Кельтике… ну, ты понимаешь, о чем я…
– Налаживал разведку, подкупал должностных лиц и все такое прочее, – ничуть не удивляясь, протянул гладиатор, убрав кинжал. – Ладно, сказал «А» говори уж и «Б». В стане Верцингеторикса есть предатель. Кто? Наверняка кто-то из высших вельмож! Камунолис? Эльхар? Друиды?
– Все, тобою названные. Видишь, я с тобой откровенен… И знаешь, почему? – Милон снова обнаглел, не видя перед лицом острого лезвия.
И совершенно напрасно!
– Ну и почему же? – нехорошо прищурился Беторикс.
– Потому что моя смерть не принесет тебе ничего, гладиатор. Мало того – очень сильно осложнит твою дальнейшую жизнь. Ведь Руф…
– Откуда ты знаешь, что он еще жив? – Молодой человек презрительно сплюнул, с наслаждением наблюдая, как сползает с лица политика привычная наглая гримаса. – Вот-вот. Вот именно. Итак, про золотой обоз стало известно Антонию…
– Не совсем так…
И снова в глазах пленника промелькнула наглость.
– Не Антонию, а его окружению… стало быть, и мне. Я там помогал кой-кому… даже давал в долг. Видишь ли, гладиатор, Цезаря ненавидят в Риме очень многие, а Антоний… Антоний слишком ему предан. Так зачем же докладывать ему все?
– Понятно, – не выдержав, молодой человек рассмеялся. – И вы решили просто приватизировать обоз.
Милон удивленно моргнул:
– Прошу тебя, уважаемый, не употребляй галльских слов, я их не знаю.
– Я говорю, обозик-то ты со своими дружками решил прибрать к рукам! Не боишься Цезаря?
– Нет! – коротко мотнул головою политик. – Он не вернется в Рим никогда!
– Вот как?