Шлем оптия по-походному болтался на груди, поблескивая на солнце, красный плащ с желтым подбоем ниспадал на круп коня.
– Так-так, – усмехнувшись, протянул оптий – чернявый мужчина лет тридцати пяти, с красивым надменным лицом и холодными серо-стальными глазами. Посмотрел, подумал и, резко подняв руку, словно в приветствии, произнес: – Я, всадник Марк Сульпиций Прокул, объявляю тебя своим личным пленником, галл!
– Да пошел ты! – сплюнув кровавой слюной, невежливо отозвался Беторикс. – И вообще, что вы тут себе думаете? Кто вы такие?
– На каком языке он говорит? – удивился оптий. – Это точно не галльский.
– Может быть, германский, мой командир?
– Нет, германский по-другому звучит. Больше похоже на фракийский либо иллирийский. Ну, неважно. Итак, он мой пленник. И за все совершенное им сегодня же будет предан жестокой, но справедливой казни!
– Тоже мне, народный суд! – Виталий осклабился. – Козел ты драный!
– Нет, он определенно ругается, – Марк Сульпиций Прокул повел плечом. – На твоем месте я бы тоже ругался, галл. Ничего, чтобы немного развлечь своих воинов, я велю казнить тебя каким-нибудь интересным способом, например, колесовать или четвертовать. Спрошу об этом у центурии. У своей центурии, слышите, парни? Вчера еще хотел вам сказать – волею легата наш бывший начальник, центурион Авл Постумий Альб, назначен претором! Слава!
– Слава! Слава! Слава! – восторженно заорали легионеры, естественно, по-латыни, то есть Виталий слышал: – Глория! Глория! Глория!
– Я же приму наконец нашу центурию. – Будущий командир приосанился. – Двойную центурию – первую центурию легиона! И возглавлю всю когорту! А ты, Луций, будешь моим помощником.
– Слава центуриону Марку Сульпицию!
– Слава центуриону!
– Глория! Глория!
– Слава!
Под восторженные вопли Виталия и повели обратно на виллу. Теперь никто уже его не пинал, обращались почти вежливо, а юный велит с ухом-лепешкою и подбитым глазом даже притащил в шлеме водички, что пришлось весьма кстати.
– Спасибо, – напившись, поблагодарил пленник. И, быстро оглянувшись, прошептал: – Бежал бы ты отсюда, парень!
Велит недоуменно моргнул – такое впечатление, что и в самом деле не понимал по-русски! Наверное, нужно было по-латыни сказать.
Неужели и вправду казнят? Судя по той девушке, убитой дротиком, шутить тут никто не настроен. И главное, теперь уже едва ли получится сбежать.
Молодой человек искоса присматривался к конвоирам – здоровенным легионерам, тощим велитам. Последние выглядели наиболее слабым звеном. Взять вот хоть этого Юния: бредет, задумался, на сыплющиеся со всех сторон насмешки не отвечает. На вид лет восемнадцать-двадцать, лицо понурое, невыразительное. Не красавец, не урод, обычный паренек, каких множество, ни рыба, ни мясо. Виталий, читая на первых курсах лекции, таких повидал немало, да и в клуб эти фрукты порой приходят, но исчезают после одной-двух тренировок: железным мечом махать – это не то, что виртуальным, и один раз получить по пальцам на самом деле гораздо больнее, чем быть красиво убитым в компьютерной игре. Инфантильным до крайности, им даже до собственной жизни словно бы дела нет – родители все устроят. Скажут: иди в институт, пойдет в институт, не скажут – загремит в армию (если родители не откупят). А там его и зачморят – как не зачморить такого?
Виталий все еще цеплялся за надежду встретить нормальных людей – грибников или охотников, но сам понимал, что надеется напрасно. Ягод пока мало, грибам рано, охотничий сезон не открыт… Да что там календарь! Крепло давящее убеждение, что дело не в этом. Нет здесь нормальных в его понимании людей, совсем нет…