Экспансия,

Внезапно та губу закусила, кивнула:

– Приезжай. Ждать буду. Когда сможешь? Служба ведь у тебя?

Князь быстро прикинул:

– А через три дня и смогу. В день приеду. Жди… – Тронул своего гнедого в яблоках.

…Впервые, пожалуй, Ратибор так ждал возможности выехать за пределы детинца. Нет, по делам державным вопросов не было. А вот по личным… И как назло – то одно, то другое: эскадрам поисковым командиров утверди, начальникам отрядов конкретные задачи поставь, отобрать лучших из лучших, да с послом луров поездку обсудить надо. Словом, навалилось дел выше крыши градской! С трудом через две недели выбрался, с телеги, гружённой лесом отборным, спрыгнул и постучал в ворота. Открыла Купава, ахнула, за сердце схватилась, еле произнести смогла:

– А я уже и не ждала…

Объяснять не пришлось много – служивый человек не всегда себе волен. Смог выбраться – значит смог. Нет – служба. Воин – человек подневольный.

А при свете дня оказалась бывшая арконка ещё краше – и не сказать, что три десятка лет прожила уже. Далеко не девица юная. Но хороша той истинной славянской красотой, что и не броская с виду, а постепенно открывается… Ратибор весь день проработал: пока сгрузил брёвна тёсаные, пока жерди да колья ровные. Потом ямы копал, ограду заново ладил. Вроде бы и дело немудрёное, да попотеть надо не мало. Хозяйка и не знала, как ей гостя такого приветить, и накормила, и напоила, а уже в вечеру попрощались, уехал князь обратно.

Борки-то не было дома. Учился. Ратибор между делом смог поинтересоваться – хвалили его в школе. Себя не щадит, учится упорно, но пока не определился, кем станет. То ли на суше воевать будет, то ли на море. Рано ещё. Пока общая подготовка идёт – как в обычных школах, да ещё воинские дисциплины: меч, бой рукопашный, подготовка общая тела, езда на коне… Но учителя и воспитатели были парнем довольны – толк из него выйдет. Заодно послал тайников разузнать об ар конке по-тихому. Тоже вроде бы всё в порядке. Душа светлая, чистая. В мастерских её уважают, трудится добросовестно. Старшая среди двадцатки работниц. Замечаний насчёт дисциплины или нрава слишком вольного нет. Староста слободки, где она жила с племянником, тоже ничего такого за Купавой не упомнил. А на вопрос, почему замуж так и не вышла, пояснил, что девиц молодых, в самом соку полно. Черепанова же и приезжая, во-первых, местные обычаи пока изучила… Да и племянник у неё, что сын родной. Мало кто с довеском таким возьмёт в жёны… Словом, всё понятно…

Так и пошло: выдастся свободное время – едет к ней. Поначалу всё-таки смущалась она. Потом – привыкла. Да и соседи женщины уже его за своего начали считать. Пошучивать начали, мол, когда свадебка, да и помогать, когда требовалось. А Купава и не знала, что ему сказать, – и лес он привозит для стройки, и прочее, что нужно… В День Морозов[31] привёз ей подарок и Борке. Парню – нож засапожный в простых деревянных, обтянутых прочной кожей ножнах. Но зато сам клинок… Просто чудо! Волос на лету рубит! А хозяйке – шубку драгоценную из меха зверя морского, что луры привозят на обмен за сталь добрую, да чмокнул её в щёчку шутливо. Та подарок приняла, но стала туча тучей. Поняв, что чем-то обидел её, Ратибор притих. А она Борку гулять отправила, сунула ему горсть серебрушек мелких. Потом мужчину за стол пригласила. Только, против обыкновения, пуст на этот раз стол был. Ничего на нём, кроме кошеля небольшого. Подвинула ему она кису[32], попросила развязать. Не понял князь, но послушно просьбу исполнил. Выложил на стол три больших гривны да с десяток рублей. Смотрит на них удивлённо, а Купава ему и говорит, мол, возьми. Твои это деньги. Я их давно откладывала на то, чтобы хозяйство поправить да людям заплатить за работу, и на то, что потребно купить из леса да скобяного товара. Вспыхнул тут князь, словно зелье огненное, поднялся медленно, страшно…

– Ты что же, думала, я за деньги у тебя на дворе работал?! – Громыхнул было, да вовремя голос умерил.

А хозяйка взгляд его гневный выдержала, отвечала спокойно:

– За деньги – не за деньги, а не хочу я тебе обязанной быть. Никому не хочу. Кончилось моё боярство в Арконе великой. Здесь же желаю свой век как обычный человек прожить да внуков Боркиных поняньчить. Своих-то мне уже не видать… А коли ты чего хочешь другого – прости. Ничем не могу помочь. Бери серебро и уходи. Навсегда.

– Неужто ты за поцелуй мой обиделась? Не люб я тебе? – отшатнулся князь.

А она вся пятнами пошла, качнуло её, но села на лавку, отвернулась к окошку, ответила тихо, едва слышно:

– Поздно. Стара я уже. Ты себе лучше найдёшь. Уходи. Прошу во имя богов истинных.

Туча тучей вышел князь из-за стола. Денег брать не стал, подошёл к стене, где на колышке его полушубок висел, вынул из кармана кошель раза в четыре больше, чем её, да на стол с маху и кинул. Лопнула кожа, раскатились монеты новенькие, золотые, зазвенели по полу, со стола падая. Ахнула Купава, а он молча вышел, взлетел в седло пятнистого в яблоках жеребца, на котором к ней ездил, да через забор и махнул – не надо ей калитку открывать. Только дробь копыт рассыпалась да снег комьями пробарабанил. Выскочила Купава на улицу в сарафане праздничном одном да платок позабыв, хотела вернуть мужчину, а того и след простыл, только далеко где-то в конце улицы снег завивается. Словно слепая, вернулась в избу, села на лавку, взглянула на злато, рассыпанное да раскиданное, разрыдалась в голос, проклиная судьбу свою горькую да гордость неизбытую: заело её, что простой воин к ней, боярышне арконской, посмел, как к девке-простолюдинке, прикоснуться, забыла, кем теперь стала. Вернись сейчас Ратибор к ней, сама бы призналась, что люб он ей, ни за что бы не отпустила от себя, любила бы со всей силой, что годы копила. Да что толку – в Арконе такие же витязи были. Гордые. Умерли все, но град свой не бросили. И этот из таких же. Тоже… умрёт, но к ней не вернётся. Такой же гордый… Вернуть надо! Найти, повиниться, прощения попросить, признаться самой! В ногах валяться, если нужно, лишь бы только не бросал её! Готова ноги ему каждый день обмывать, исполнить всё, что ни пожелает, хоть без венчания жить! Но надо, надо его найти. Пусто без него. И в душе, и на сердце, и в доме… Но где искать-то? Где? Ведь кроме того, что из воинской он слободы старшина, ничего и не знает о нём. Да имя – Ратибор.

Поднялась с лавки, собрала на коленях всё до монетки, подивилась невольно – на серебро перевести если, так порядка четырёх сотен гривен будет! Деньги-то огромные! Видать, за службу воинскую накопил да к ней принёс… Положила тяжёлый мешочек в сундук. Прикрыла от лихого взгляда бельишком немногим, что было у неё. Почитай, как вдова и жила – платье обычное, на каждый день, в коем на работу ходит. Да один-единственный сарафан праздничный, в котором только Ратибору и показывалась… Тронула шубку цены огромной. Видела такие в торговых рядах. Пять десятков гривен такая стоит. Потом распахнула её, не утерпела, примерила. Словно тёплая ладонь щёк коснулась, когда воротник до лица дотронулся. Выделка просто волшебная, и подклад драгоценный, из тонкой парчи… Не пять десятков. Все семь… Сняла, бережно повесила. Будет её надевать, когда разыскивать пойдёт старшину воинского Ратибора по всем слободкам воинским, что в Славграде и вокруг есть.

Глава 8

Вот, княже, что отряды, на полдень отправленные, привезли.