Британские СС

– Ну… может, он не такой и плохой. Я там все думал: а мы бы так же себя вели? Ну если бы выиграли войну и захватили Германию…

Дуглас остановил автомобиль у дома Гарри. Из-под занавесок в подвальной кухоньке лился свет. Стоя на тротуаре, Гарри озирался по сторонам, будто впервые увидев свою улицу. Потом наклонился к приоткрытому окну автомобиля и произнес:

– Я бы очень хотел, чтобы все стало как раньше, Дуг.

На хлещущий с неба дождь он не обращал никакого внимания. Дуглас много раз наблюдал, как выпущенные из тюрьмы узники радуются самой неприятной погоде. Бьющий в лицо ветер, дождь и снег делают вкус свободы еще острей.

– Теперь здесь немцы, Гарри, – проговорил Дуглас, пытаясь скрыть раздражение в голосе.

– Нет, нет. Я не про них. Я про нас с тобой. Я бы очень хотел, чтобы между нами все стало как раньше.

– Все будет как раньше, – пообещал ему Дуглас. – Иди скорей к жене. Она волнуется.

Уезжая по залитой дождем серой улице, Дуглас не удержался и посмотрел в зеркало. Гарри стоял и смотрел ему вслед до тех пор, пока автомобиль не начал сворачивать за угол. И тогда пошел в противоположном от дома направлении. Вероятно, к телефонной будке. Вздохнув, Дуглас сказал себе, что он Гарри не надзиратель, а друг и напарник.

Пришлось объехать перекрытые улицы – так называемые «огневые зоны» вокруг Пентонвильской тюрьмы и вокзалов Кингс-Кросс и Сент-Панкрас. Эти и другие ключевые точки города были оцеплены отрядами пехоты и бронетехникой. Там размещались военно-полевые суды с расстрельными отрядами. Хотя пока сообщений о массовых расстрелах не поступало, один вид этих военно-полевых судов вселял ужас в самые невинные сердца.

Представитель одного из таких судов остановил Дугласа на Тотенхэм-Корт-роуд. «Опель Адмирал» командира патруля, шесть мотоциклов, три крытых брезентом фургона «Даймлер Бенц» для транспортировки солдат, желтые фары подсвечивают стену дождя. С другой стороны железной дороги слышался вой сирены. Фельдфебель, спросивший у Дугласа документы, говорил тихо и мягко, как часто говорят люди, привыкшие к всеобщему повиновению. Он с интересом прочел написанное в удостоверении, сличил Дугласа с фотографией, записал регистрационный номер автомобиля у себя на планшете, щелкнул каблуками и по-военному козырнул, пропуская Дугласа.

То же самое происходило по всей оккупированной Великобритании: немецкая армия демонстрировала гражданскому населению, что власть полностью перешла к ней. Хозяева теперь здесь те, кто носит форму цвета «фельдграу». И все же патрули с таким явным удовольствием проверяли автомобили СС и полиции, что невозможно было не задуматься – а на гражданских ли направлена эта демонстрация силы?

Глава 32

Субботним утром они пошли в зоопарк. Дуглас представил Барбару сыну как свою знакомую с работы. Беспокоился он напрасно, маленький Дугги принял Барбару так, как большинство детей принимают друзей своих родителей – с огромным интересом, который по истечении первых десяти минут сменяется доброжелательным равнодушием. Но Барбара понимала: знакомство с Дугласом-младшим – это экзамен, который она обязана пройти для завоевания сердца Дугласа-старшего, и потому приложила все усилия, чтобы обаять ребенка.

Они катались на слонах и верблюдах. Ходили смотреть аквариум и носорогов. В какой-то момент – не сразу, нет, не сразу – Барбара поддалась на уговоры Дугги все-таки заглянуть в террариум. На выходе Дугги держал ее за руку и уверял, что с ним она может быть совершенно спокойна, он защитит ее от любой змеи, честное слово, не надо так пугаться.

Публика в зоопарке почти отсутствовала. Мало кто из лондонцев был готов потратиться на билет, чтобы посмотреть на поредевшую коллекцию животных в кое-как восстановленных клетках и вольерах. Дуглас и Барбара смотрели, как Дугги кружится на маленькой карусели. Поскольку других детей не было, Дугги раскручивал карусель, запрыгивал на нее и ехал, пока она не замедляла ход, и так снова и снова.

– Надо же, привели его в зоопарк, а ему качели-карусели интереснее зверей, – удивлялся Дуглас.

– Он просто рад быть с тобой, – ответила Барбара. – А где и как, ему все равно.

– Хут ненавидит отца лютой ненавистью.

В ряду скамеек одна была покрашена желтой краской. Табличка гласила: «Место для евреев». Для распространения ненависти не жалели ни сил, ни денег.

– За что?