– Вы знаете все обо всех.
– Да, именно поэтому меня и казнят. – Голос Хута звучал ровно. – Я вижу людей насквозь, Арчер. Это важное умение для полицейского.
– Я не хочу быть таким полицейским.
– О, вы будете таким полицейским, каким вам прикажет Келлерман. Ну то есть пока власть у него. – Хут отхлебнул бренди. – А сколько времени? У меня часы отобрали.
– Почти десять.
– Уже недолго. – Он закурил. – А сын ваш хочет в полицейские?
– Конечно. Особенно если мотоцикл дадут.
Хут улыбнулся.
– Везучий вы человек, Арчер. Нет, пусть уж сын ваш во все это не ввязывается, ничего хорошего.
Дуглас не ответил. За окном он видел блестящий «Роллс-Ройс» Келлермана. Водитель с превеликой осторожностью протирал лобовое стекло.
– Мне жаль, что так вышло с этой дамой. С журналисткой.
– Мне тоже, – сухо ответил Дуглас.
У него не было ни малейшего желания это обсуждать.
– Как только Келлерман узнал о брошенной «неотложке», он отправил к вашей Барбаре пару гестаповских молодцев.
– Я звонил ей, трубку взял какой-то мужчина. Сказал, что он мойщик окон.
– Ну да, они ребята не очень умные.
– Я ему поверил, – признался Дуглас. – Позвонил еще раз, попозже. Ответила она. И говорила очень странно. Резко, почти грубо.
– Предостеречь вас пыталась. Отчаянная. Сильно вас любила, наверное. Может, потому они и разозлились – что она так нагло вас предупредила. Вряд ли им было приказано ее убивать. Смерть американской журналистки надо ведь как-то объяснить посольству, хлопот не оберешься.
– Она говорила очень тихо. Почти шептала.
– И за что они все вас любят, Арчер? За то, что вы на их любовь почти не отвечаете? – Хут покачал головой и не стал продолжать мысль. – Звонок гестаповцы не слышали, они были внизу. Барбара Барга поднялась на второй этаж за пальто. Вероятно, услышала щелчок аппарата перед первым звонком и успела схватить трубку.