И трясущейся рукой налил себе стакан. Выпил. Питом еще! Теперь в голове загудело по-настоящему, не на шутку. Сергей почувствовал, как качнулись стены, как все поплыло куда-то. Но он не дал себе расслабиться, удержался на кромке сознания.
– Ниче, щя пра-авери-им! – выдал он совсем пьяно. Икнул. Глуповато улыбнулся. Чуть не упал. Но все же удержался, оперся о столешницу. Налил еще стакан. – Где-е наша-а не про-оп-оп-оп-адала-а!
И опять выпил. Тут же развернулся лицом к дивану, приготовился рухнуть на него, ибо последний стакан был пределом, а падать все-таки лучше в мягкое. Но не упал. Наоборот, в голове стало проясняться. Сергей огляделся по сторонам. Да он совсем не был пьяным! Так, немного поддавшим, но не пьяным! Вот это дела! Выпил. И опыт удался – голова прояснилась окончательно.
Но это почему-то не обрадовало Сергея. Стоило стоять в очереди, покупать пойло с переплатой, мучиться с ним, чтоб ложиться сегодня на трезвую голову. Ну уж нет! И он налил себе еще.
Но прежде, чем поднес стакан к губам, произошло непонятное: бутыль с бесконечным «солнцедаром» вдруг пропала со стола, а на ее месте образовалось нечто сферическое, прозрачное, переливающееся. Сергей так и застыл со стаканом в руке. То, что он видел, не могло существовать на белом свете – это было слишком фантастично для реальности! Прозрачная сфера имела столько внутренних граней, что и не сосчитать! Причем они не заслоняли одна другую, а просвечивали друг сквозь друга. И на каждой грани, на каждом уровне что-то переливалось, булькало, появлялось и исчезало – в небольшом объеме был заключен целый мир, да что там мир, сотни, тысячи миров! И Сергей видел их все сразу! Он понимал, что просто нельзя видеть столько много... Но он видел! Это было какое-то наваждение!
А когда он нагнулся над сферой, что-то мохнатое и страшное всплыло из ее глубин, раззявилось жуткой оскаленной пастью, сверкнуло серебристыми изогнутыми клыками, хищно раздуло волосатые узкие ноздри и подмигнуло Сергею черным бездонным глазом, в котором отражалась, наверное, вся Вселенная. Сергей отпрянул назад, ударился головой о стену, расплескал полстакана. И в тот же миг он увидал, как из сферы к нему тянется когтистая мохнатая рука. Ужас парализовал его волю. Стакан выпал. Но было поздно. Костлявая сильная пятерня сомкнулась на его горле, дернула на себя.
А через мгновение пропало все: боль, страх, пьяненькая дурь и трезвые сомнения, ощущение собственного тела, все! Лишь обдало каким-то неземным холодом, да так, будто этот холод не снаружи пришел, а изнутри.
Наваждение первое
Хум был уверен, что сами боги подарили ему Бледного Духа. Да, они вышвырнули его из своей Преисподней именно здесь, и неспроста. Он давно ждал подобного подарка. Еще бы! За последнее время Хум принес богам столько жертв, что должны же они были его услышать?! Вот и услышали! Всего три восхода назад Хум повесил на Священном Дубе одиннадцатую жену, предпоследнюю. Она орала, визжала, плевалась, поносила мужа на чем свет стоит. Но Хум не боялся, он знал, что боги все равно с первого раза не услышат, им накланяешься, пока они дадут чего-то, напросишься. Но на всякий случай он заткнул рот висящей жене клоком старой медвежьей шкуры. Жена умерла перед восходом. И сразу после ее смерти боги выбросили на лужайке за пещерой Бледного Духа. Теперь Хум мог не беспокоиться. Его дочери не пропадут! Он поскреб ногтями свою исполинскую котлообразную грудь и довольно осклабился.
К Духу нужен был особый подход. Хум хотя раньше и не видал посланцев богов, но он все знал. Недаром был в племени за волхва. Настоящий-то волхв помер еще две зимы назад, наступил на колючку и помер. А приемника не оставил. Вот Хуму и пришлось почти во все самому вникать, разбираться с премудростями да выпытывать понемногу из жен волхва чего они знали, о чем слыхивали от старца. Жены были глупы, но иногда вспоминали кое-что. И их счастье, иначе Хум развесил бы всех по ветвям Священного Дуба на радость богам. Но нет, пускай поживут, пригодятся еще.
– Гум, гум, гум! Бым, бым, бым! – весело напевал Хум, прилаживая бревно над Духом.
Он всегда все делал на совесть. Постарался и сейчас. А как же! С этими богами, демонами да духами иначе никак нельзя! Это раньше, мальчишкой Хум на коленях жалобным голоском выпрашивал удачи перед растресканными идолами. Сейчас другое дело, сейчас он не станет плакать и рвать волосы на голове. Он давно понял, что действенны лишь два способа: жертвы и битье! На жертвы Хум не скупился. И бил богов-идолов от души, до самозабвенья. Он знал по опыту, что если десять восходов подряд дубасить бога-идола по голове кулаком, то он непременно пришлет на землю Хума или медведя, или несколько бычков, а если расщедрится, так и целого мамонтенка. Главное, чтоб прислал! А там уж Хум сам управится, у него целых четыре дубины – и каждая усеяна клыками диких огромных вепрей, каждой можно проломить череп взрослому мамонту! Ну, а коли чего не так, ребята из племени помогут, недаром же он за них молится неустанно, от восхода до заката!
Конец бревна Хум тесал кремнеевым скребком. Получилось неплохо – самый кончик, острие сходилось хвоинкой. Таким можно было букашку проткнуть. Хум радовался.
– Бым, бым, бым! Дум, дум, дум! Эх! Ух! Ах!
Дух ему попался совсем бледный и совсем немощный, смотреть не на что. Но Хум знал, духи обманчивы. И еще он знал – в племени уже много зим не рождалось здоровых детей, одни лишь уроды появлялись на свет и калеки. Так можно было и род погасить. Но теперь дело другое, теперь все на поправку пойдет – не зря Хум чародействовал да волхвовал, не зря извел всех почти жен.
Дух лежал на траве голый. Хум содрал с него непонятные тонкие шкуры, бросил их в костер, вокруг которого плясали его дочери и несколько парней-охотников. Им бы только плясать! Несколько раз Хум тыкал Бледного Духа под ребра и в пах, тыкал осторожненько – пальцем. Но тот не приходил в себя, видно, после Преисподней на белом свете было тяжко! Хум вздыхал сочувственно, ждал, подправлял сыромятные ремни в своем сооружении, пробовал жгуты, шевелил палочкой угли в загашенном маленьком костерке. Пора бы уже!
Сергей очнулся от каких-то дурацких звуков. Кто-то совсем рядом беспрестанно бубнил, ухал, охал. Да с таким старанием, с таким чувством, будто ему за это деньги платили.
ebooksa