(Покойница распахнула глаза, приподнялась и, закусив губу, дала дочери пощечину.
Та завизжала и побежала к выходу из квартиры. Уперлась в дверь, подергала ручку, забыв, как все это открывается, и сползла на пол. Ноги ее больше не держали.
Из носа Неонилы Ивановны потекла кровь — на белую в цветочек ночную рубашку. Она упала обратно на подушку и забормотала, словно боясь не успеть:
— Что ты мелешь, Сереженька… Сергей Петрович… Мразь… Подонок… Сам ты — нищий духом, сам ты индюшка… Да как у тебя язык поворачивается… Все не так было, все ты неправильно понимаешь…
Машенька заплакала — впервые за эти вечер и ночь.
А ведь грозилась: не буду, мол, плакать, ни одной, мол, слезинки…)
23
Она спрятала письмо вместе с конвертом. Незачем было матери видеть его — и даже знать о его существовании. Эпистолярная бомба взорвалась, уничтожив преграду между живым и мертвым… Не вспугнуть бы чудо.
— Где он? — спрашивала мать. — Только что был здесь.
— Никого не было, мама, — терпеливо отвечала дочь.
— Не путай меня, я ж собственными глазами… вон там, у окна. И возле дивана. Сергей Петрович, ты его не знаешь, мой давний знакомый. Гадостей насочинял!.. — она опять разволновалась. — Тоже мне, интеллигент совковый! Бабы у него во всем виноваты… — она понизила голос. — Слушай, Машу-вать… так он же помер! Как же это…
— Когда помер?
— Да уж, когда! Подожди, соображу… лет пятнадцать, как. Сильно помог мне в одном деле. И вскоре, нежданно-негаданно… Царствие ему небесное… Жаль, рано ушел мужик. На сердце был слаб. Мужики, дорогуша моя, такие хрупкие, хоть под стеклом их держи, на красном бархате…
— Поменьше говори, мама.
— Ты его точно не видела?
— Успокойся, кроме меня и Симы никому ты сегодня ночью не нужна.
Нужна, еще как нужна! — возразила она себе.
Оказывается, бывают обиды, которые поднимают мертвых. И заслуженную оплеуху, оказывается, можно получить, явившись за ней через пятнадцать лет после смерти.
И плевок в душу бывает во спасение…