По говору похож на ютмарчанина, и Колл бросил кости, положившись на удачу:
— Не-а, я из инглингов.
Подсунь человеку добрую ложь, и он сам выложит тебе правду.
— Из парней Люфты?
— А то. Люфта отправил меня на стены с проверкой.
— Серьезно?
Если доброй лжи одной несподручно, то на выручку сгодится и правда:
— Айе. Видишь, эти два устоя? Люфте втемяшилось в голову, что кто-нибудь сможет пролезть наверх между ними.
— Такой ночью?
Колл подхихикнул:
— Знаю, знаю, ума в этом — как в шапке, полной лягушек, но если Люфте втемяшится…
— А здесь чего? — встревоженно спросил ратник, озирая веревку.
— Чего здесь такого чего? — переспросил Колл, вставая перед ней. Ложь вся вышла, а вместе с нею и правда. — Ты чего?
— Вот того, твою… — Стражник выкатил глаза, в тот миг, когда черная ладонь склеила ему рот, а черное лезвие продырявило шею. За его лицом показалось лицо Колючки, не отчетливее тени под струями ливня — одни глаза выделялись белым на обмазанной смолой коже.
Она бережно опустила на загородку поникшее тело воина.
— Куда мы денем труп? — Колл на лету поймал выпавший фонарь. — Нельзя его тут…
Колючка подхватила мертвеца за сапоги и вытолкала в пустоту. Колл раззявил рот, глядя, как быстро он летит вниз. У подножия тело ударилось о стену и, изломанное, кануло в набежавшие волны.
— Вот туда и денем, — сказала девушка. Позади через стену перемахнул Фрор. Со спины он стащил секиру и сдернул ветошь, которой оборачивал обмазанное варом лезвие.
— Погнали.
Колл оторопело двинулся следом. Колючку он любил, но его пугало, с какой легкостью та могла убить человека.