Франческа

— Она несчастна, — продолжал Андерс. — Не счастлива.

— А ты счастлив?

— Да, думаю, что да. То есть — ясное дело, я не прыгаю до потолка от счастья каждую минуту… Просто для меня развод не вариант.

— Почему?

— Потому что в моем мире — я имею в виду, из которого происходим мы с Марией, это… это просто-напросто значит потерпеть неудачу.

«А в том мире, из которого происхожу я, потерпеть неудачу — это прогибаться перед другим человеком и не уметь постоять за себя», — подумала Чарли.

Пожалуй, тем, кто родился и вырос на солнечной стороне жизни, тоже не всегда легко.

— Но ты, наверное, все же права, — проговорил Андерс. — Нам нужно личное время. Просто я боюсь, что мы в результате придем к выводу, что ничего не получается, и в конце концов расстанемся. А одиночество… меня оно пугает.

— А что в нем такого страшного? — спросила Чарли.

— Вопрос скорее в том, почему оно не пугает тебя.

— А я и не утверждала, что оно меня не пугает. Просто единение — наигранное единение, когда думаешь, что принадлежишь одному-единственному человеку, вера в то, что можно обрести иммунитет от одиночества за счет обещаний, колец, детей, — оно пугает меня еще больше.

— Но это делает тебя счастливой? — спросил Андерс.

Чарли подумала, что он иронизирует.

— А что ты имеешь в виду под этим словом?

— Просто счастливой, — настаивал Андерс.

— Все по-разному понимают счастье.

— А ты?

— Не знаю, — ответила Чарли. — Когда под счастьем понимают то самое головокружительное опьяняющее чувство, то мне кажется, что в таком состоянии человек не может пробыть долго. Для меня счастье — это когда я могу избавиться от тревоги. Думаю, я умею ценить это чувство больше, чем кто бы то ни было. Жить без страха — это для меня и есть счастье.

— Как ужасно звучит!

— А что в этом ужасного?