Призрак

— Признание, вот что происходит, Ракель.

— А что с ним не так?

— Ты что, не понимаешь? Признание сфабриковано!

— Нет-нет. Ханс Кристиан говорит, что оно очень детальное и достоверное. Они ведь поэтому уже выпустили Олега.

— Этот Адидас утверждает, что застрелил Густо, потому что задолжал ему. То есть он хладнокровный циничный убийца. Но затем у него начинаются угрызения совести и он просто сознается в содеянном?

— Но когда он увидел, что могут осудить невинного человека…

— Забудь! В голове у отчаявшегося наркомана только одно — наркотик. В ней нет места угрызениям совести, поверь мне. Этот Адидас — наркоман, у которого нет денег, который за приличное вознаграждение с радостью сознается в убийстве и откажется от своих показаний, как только главный подозреваемый выйдет на свободу. Ты разве не видишь, какой сценарий здесь разворачивается? Когда кошка понимает, что не может подобраться к птичке в клетке…

— Прекрати! — закричала Ракель, захлебываясь слезами.

Но Харри не прекратил:

— …ей приходится освободить птичку из клетки.

Он слышал, как она рыдает. Знал, что произнес вслух то, о чем она отчасти сама догадывалась, но не находила в себе сил додумать до конца.

— Ты не мог бы меня успокоить, Харри?

Он не ответил.

— Я больше не буду бояться, — прошептала она.

Харри сделал вдох.

— Мы справлялись с таким раньше, справимся и сейчас, Ракель.

Он положил трубку. И вновь пришел к заключению, что стал прекрасным лжецом.

Женщина в окне на другой стороне двора лениво помахала ему тремя пальцами.

Харри провел по лицу рукой.

Теперь вопрос только в том, кто первым найдет Олега: он или они.