— Если бы это время поскорее подохло… — беззвучно только сказал себе Ш. Он смотрел на неверные огни керосиновых ламп, подвешенных на крюках у стены. Ему ничего не стоило назначить в свои фавориты все самое безнадежное и бессодержательное, тогда, по крайней мере, было бы чем пополнять его избранные каталоги причудливости. Отечеством ему было отчаяние, родиной — негодование, в сердце своем и смысле своем сознавал Ш. Он всегда умел предугадывать самые трагические сценарии своего ничтожного обихода. И он еще всегда состоять пытался избранным сторонником беспокойства и безволия.
— А скажи, мне, Ф., что для тебя есть счастье? — спрашивал еще Ш. С сугубою конфиденциальностью содержания спрашивал.
— То, что для тебя блевота, — только и огрызнулся Ф. с дерзкой непокорностью его произвольного голоса. Временами он все же бывал несомненным сторонником катафатической теологии.
Ш. помолчал, и вдруг с места вскочил, и в глубь бомбоубежища двинулся. Любопытно было взглянуть ему на все изношенное простонародное быдло, говорил себе Ш., собравшееся здесь пересидеть опасное время. Он и шагал, с брезгливостью рассматривая расплывшихся теток, потертых старикашек, замызганных подростков, он шел, временами пригибаясь под невысокими закопченными кирпичными сводами. Шагал он.
На место Ш., на краешек скамьи, втиснулись две женщины, мать и дочь, должно быть; Ф. покосился на них через полуприкрытые свои веки.
— Если бы потом картошечки достать… — говорила старшая. — Скорей бы уж это закончилось.
— И что? — равнодушно отозвалась дочь.
— Отварить бы можно было.
— Зачем? — говорила молодая собеседница.
— Маслицем заправить.
— У тебя есть масло?
— Тоже бы достать.
— Перестань, — только и просила девушка.
— Поговорить нельзя, что ли?! — возражала мать.
Снова вернулись двое небритых с повязками, остановились и женщин разглядывают.
— Ну что? — наконец говорил девушке первый.
— Что?
— А ну-ка, пошли с нами, — снова говорил тот.
— Куда?
— В дежурку. Документы проверить.
ebooksa