Профессор ошарашенно молчал. То, о чем он мечтал, начиная операцию «Ответ», вдруг материализовалось перед ним в облике прекрасной соблазнительницы, но Профессор не чувствовал ни радости, ни облегчения. Возможно, потому, что предложить «друзьям» Практикантки ему было нечего.
— Сомневаешься, глупыш? — захихикала девушка, перебирая густые еще волосы любовника. — Думаешь, это ловушка твоего Неприметного? Не бойся, его люди такие же лентяи и ротозеи, как и все в нашем королевстве…
— Господи, — ахнул Профессор. — Про Неприметного-то ты откуда знаешь?
— Говорят же тебе — мне известно куда больше, чем ты думаешь. И о том, что ты уже два года работаешь с орками, делаешь из них таких маленьких-премаленьких орчиков, которых даже не видно без лупы. Это правда, кстати?
— Что — правда? — обреченно переспросил Профессор.
— Ну, насчет лупы?
На этот раз Профессор долго думал, прежде чем ответить. Но Практикантка и не торопила.
— Нет, — сказал он наконец. — Это неправда.
— Значит, их можно увидеть? — она вдруг стала непривычно — и неприятно — серьезной. — Покажи мне их, дорогой, ну что тебе стоит?
Профессор все-таки поднял голову — благо крепкие ладошки ослабили свою хватку.
— Хорошо, — ответил он коротко. — Одевайся. Я тебе все покажу.
Пока Практикантка приводила себя в порядок (по-военному быстро, машинально отметил Профессор), он вызвал Черную Карету и подписал два пропуска на дорогой гербовой бумаге. Как руководитель проекта, он имел право приводить на секретный объект кого угодно. Подумав, рассовал по карманам десятка два сухарей.
Ехали долго — казармы нанорков располагались на самой окраине столицы. Хорошо еще, что Черную Карету с государственными гербами на каждой дверце беспрепятственно пропускали через все дорожные заставы.
— Выходи, — сухо велел Профессор Практикантке, когда Карета наконец остановилась у низкого кирпичного здания. Он ненавидел это место. Здесь нашли бесславный конец его тщеславные мечты о покорении мира, о премии имени Бертольда Шварца, о золотых скрижалях истории… Остались только кирпичная пыль и запах кислой капусты, которой в последние месяцы кормили нанорков.
— Как интересно, — щебетала Практикантка, спускаясь за ним по выщербленным ступеням. — А почему здесь так темно? Неужели не разрешают зажигать свечи?
— Разрешают, — буркнул Профессор. — Только зажигать нечего…
«Все разворовали, сволочи, — в бессильной злобе подумал он. — Может быть, у меня бы и получилось… даже без этого умника, не сумевшего продержаться без воды каких-то несчастных две недели… я ведь, в конце концов, тоже кое-что понимаю в магии! Но поди добейся здесь хоть какого-нибудь результата, когда воруют и свечи, и витаминные шарики, и даже вяленую собачатину!»
Скрипнула проржавевшая железная решетка, и Профессор со своей спутницей вошли в обширное, погруженное во мрак помещение, заполненное тихим тоскливым шорохом, похожим одновременно на шелест осенних листьев и вкрадчивый голос ночного прибоя. Практикантка остановилась на пороге, а Профессор прошел дальше, уселся на кучу битого кирпича и вынул из кармана сухарь.
— Идите ко мне, мои крошки, — позвал он с едва сдерживаемым отвращением. — Идите к папе!
Практикантка не верила своим глазам. Из темноты к Профессору осторожно приближались маленькие темные тени. Подходили, вставали рядом и безмолвно ждали, не проявляя ни нетерпения, ни любопытства.