— Здрав будь, добрый человек, — раздался из-за кустов неподалеку глуховатый голос. — Можно мне посидеть обочь?
— Отчего же нельзя, — отозвался спокойно Виталий. — Присоединяйтесь.
На ровное место вышел старец в старинном длиннополом сюртуке, застегнутом на все пуговицы. Серые штаны, мягкие сапоги. Седая борода, седые волнистые волосы, седые брови. Глаза светло-голубые, смотрят строго, с мудрой печалью.
Прямо-таки классический пример волхва, подумал с усмешкой Сундаков, какими их изображали художники. Не брат ли он тому старику с филином, которого рисовал Константин Васильев?
— Нет, не брат, — покачал головой незнакомец, вдруг оказавшись совсем близко. — Хотя я действительно волхв, Хранитель Родового Искона.
— Сундаков пристально посмотрел на гостя, прочитавшего его мысли.
— Вы случайно не встречались с моим другом Димой Храбровым? Он рассказывал, что у городища Костьра с ним тоже беседовал Хранитель.
— Да, это был я. — Старец присел рядом, сложив ноги калачиком, бросил взгляд на темнеющее небо. — Холодно будет ночью, однако.
Сундаков промолчал, искоса поглядывая на суровый профиль волхва. Тот повернул к нему голову, улыбнулся.
— Что не спрашиваешь, с чем я пожаловал?
— Сами скажете, — пожал плечами путешественник, — если захотите.
— Скажу. Зачем ты сюда пришел, витязь?
— Вокруг этого места легенд много сложено, а я всегда иду туда, где есть тайна. Узнать хочу, что прячет в себе гора.
— Не гора это — курган. Тысячу лет назад здесь город был, Рамия, посреди которого стоял куд Перуна. Потом пришел креститель Добрыня и сжег святилище. Сеча была. Многие волхвы погибли. Но крестителя изгнали. А на месте сечи курган насыпали.
— Уж больно высок курган-то.
— Земля потом выперла горой, сама собой, потому как источник силы тут спит.
— Понятно, не зря, выходит, местные легенды о горе слагали. А что здесь делал Добрыня? Согласно Иоакимовской летописи, Добрыня Новгород крестил… вместе с тысяцким Путятой.
— Таких Добрыней и Путят много было, силой креста и распятого на нем поддерживаемых. Не сдюжили мы, не уберегли Родовой Искон, приняли веру чужую.
— Но ведь Православие не христианство, оно опирается на традиции Рода. Разве не так?
— Нынешнее Православие — слабая тень истинного. Родолюбие и родославие умерли. Сохранились лишь крупицы знания о прежних временах, о вере нашей, когда люди жили по совести и по справедливости. Однако диверсия была рассчитана исключительно точно, и мы проиграли.