Я смотрю на Хоул, на весь город, и он именно таков. Хоул, Дыра. Я пытаюсь вообразить его живым, снова свободным от непрестанного страха смерти.
Но не могу.
Не могу избавиться от чувства, что все кончено, что этот некогда великий город никогда уже не станет чем-то прежним. Потому что, стоя здесь, рядом с обсерваторией, единственное, что я могу видеть, – это то, что город умирает.
Икона – машина, пульсирующая прямо возле меня, – убивает его, убивает те остатки, что еще можно убить.
Это как пустые дома на склоне холма, только везде и гораздо хуже.
– Вот ты где.
Лукас нашел меня, но он нашел и кое-что еще. Он пятится, задрав голову.
Я прослеживаю его взгляд, неохотно повернувшись к обсерватории.
К Иконе.
Я почти ожидаю увидеть каких-нибудь стражей-нелюдей, или солдат-симпов, или какое-то инопланетное приспособление, которое не позволит нам войти внутрь. Потом вспоминаю, что ни одно человеческое существо не может добраться сюда, где стою я, и что вряд ли те, кто управляет Иконой, поставили здесь охрану.
Но когда я подхожу к Иконе ближе, я вижу то, что пугает куда больше, чем любая охранная система. Земля перед нами полностью засыпана обломками. Остатки стен с разбитыми окнами выглядят так, словно здание тряхнуло землетрясением. Парадные двери широко распахнуты. Одна створка вообще упала, вторая криво висит на сломанных петлях.
– Совсем несложно, – мрачно вздыхает Лукас.
Ни одному из нас не хочется идти дальше.
Но мы идем.
Мы направляемся прямиком к самому большому строению центральной части.
Лукас идет первым, покачивая головой, как будто пытается что-то уловить.
– Чувствуешь это?
Из его уха выскальзывает капелька крови и ползет вниз.
Я киваю. Потому что все мое тело дрожит – и даже сердце вибрирует. Нам с трудом удается устоять на ногах. Никто не в силах выдержать поток энергии так близко к Иконе.
Даже мы.