Видимо, нет.
Почему-то послушно беру и провожу лезвием по пальцу. Кровь. С детства не терплю крови! Все плывёт перед глазами, мне худо. Больше не думая откуда мог взяться голос, зову:
– Нина!
Она прибегает, ахает, снова выбегает. Возвращается с бинтом и зелёнкой.
Близко наклоняется к моей руке, обрабатывает ранку – тоже мне травма, царапина! – что-то шепчет, округляя губы, бинтует. Как мама в детстве… Едва удерживаюсь от желания её поцеловать.
– Спасибо.
– Не за что. Уже не болит? – Не знаю, не до пустяков, но отрицательно качаю головой.
– Я пойду?
И снова тот же голос:
– Скажи, что больно!
Вслух говорю:
– Можете идти. Спокойной ночи…
Сердце готово выпрыгнуть из груди.
– Сима! Серафим. Всё хорошо. Ты здесь, в моём кабинете. Это всё случилось почти год назад.
– А? Да-да. Иван, я в порядке. Налей ещё чайку, пожалуйста.
Наконец чашки отставлены в сторону. Иван сосредоточенно хмурит брови.
– Так в комнате никого не было? – Вижу-вижу, старик, к чему ты ведёшь. Я признаю, что сам с собой разговаривал, скажу, что всё – сплошные фантазии и душевные волнения, а ты радостно меня выпишешь. Господи, как же хочется домой!
Нет, необходимо разобраться.
Не могу рисковать. Не могу!
…Другой вечер. Зимний. За окном метель, белым-бело. Ниночка тихо, как мышонок, сидит на ручке моего кресла и заглядывает в бумаги через плечо. Невозможно сосредоточиться!