– Бат-тер-фляй, – отчеканил Игорь, обращаясь к Линне и командиру.
Эйр полувопросительно улыбнулся.
– Музыка всегда похожа на волны, – объяснил астрофизик. – Сейчас – как будто плывешь баттерфляем, а волны навстречу всё крутые, высокие, крепкие. И бодрящие такие, прохладные. Солоноватые. Не как в Атлантике, а как волны Эвксинского Понта[10].
– Пойдемте, Крон, – в голосе командира звучало нескрываемое одобрение: как и все пилоты ЗПЛ, Квиргу Эйр любил неожиданные ассоциации. – Нужно проверить, устроит ли вас точка выхода: расчёт готов. Линна, вы с нами? – больше из вежливости уточнил командир.
– Нет, идите. Я посижу здесь.
Оставшись одна, звездолётчица откинулась в жестковатом кресле и дотронулась до фиолетовой клеммы, включив обзорные экраны. Среди почти полного мрака окружающего космоса справа от пульта сияла в неописуемом великолепии Местная система галактик, в которой опытный глаз исследовательницы без труда узнавал двойную спираль родной звёздной системы с двумя спутниками – светящимися облаками – и ближайший к нам большой звёздный остров – галактику М-31, или Туманность Андромеды. Линна Θоор предалась воспоминаниям.
Их корабль не был, в отличие от других ЗПЛ, только транспортным средством. Звездолёт прямого луча «Данте» был построен специально для исследования физики пространства, и каждый член экипажа одновременно являлся участником научной программы экспедиции. Достигая в нуль-пространстве заранее заданной точки (заданной – по отношению к ориентирам нашего пространства Шакти), «Данте» как бы ощупывал оттуда своими приборами неведомый и невидимый антимир – Тамас, возвращение из которого оставалось невозможным. Пока существовали только самые общие догадки относительно того, что может находиться в Тамасе в точках, соответствующих тем или иным объектам пространства Шакти – насколько вообще можно было говорить о соответствии точек разных пространств. Для чистоты эксперимента звездолёт удалился на максимально допустимое расстояние от всех известных скоплений материи, однако главная трудность состояла в том, что невозможно создать приборы для измерения того, чего сама физическая сущность оставалась пока за гранью осмысления. Игорь, Квиргу и Линна – члены экипажа, обладавшие наибольшей изощрённостью чувств и достаточно стойкие, чтобы не терять сознание, скользя над пропастью Антимира, постарались запомнить свои ощущения в точке выхода из первого прыжка через нуль-пространство и, сопоставив их, выстроили образный ряд. Тогда же – ас тех пор прошло шесть недель – Первый связист Линна Θоор передала этот ряд и показания приборов на Сонору, где находился передовой пост Дальней связи. Уже многие люди на Земле и других заселённых землянами планетах могли без приборов передавать своим партнёрам на большие расстояния образы и эмоции. Но лишь немногие вещие владели даром передавать то, что сухо называлось прецизионными объектами: ряды цифр; слова, фразы и тексты; всё то, что можно нарисовать, или записать, или синтезировать на фоногенераторе.
Когда-то считалось, что пси-связь не зависит от расстояния. Позже выяснилось, что это верно для расстояний не более нескольких световых лет, а при значительном удалении партнёров друг от друга оказалось, что большие дистанции требуют большего психического напряжения связистов. Потом неожиданным образом стали обнаруживаться пары удалённых друг от друга точек, удобные для Дальней связи, как если бы они были близки в пространстве. Вероятно, они и были близки – но в каком-то
Существовал только термин – «сопряжённые точки»; никакому упорядочению подобные наблюдения, отрывочные и разрозненные, пока не поддавались.
Через двое суток исследователям предстояло вернуться в Галактику, но не к обжитым землянами планетным системам, а к её внешнему краю, в пояс рентгеновских звёзд – туда, где чуть было не погиб на обратном пути с Торманса звездолёт прямого луча «Тёмное Пламя», и, бросив корабль в третий, короткий, прыжок, подойти в нуль-пространстве к точке, выход из которой в наше пространство Шакти означал бы появление «Данте» в центре квазара (и, естественно, мгновенную гибель звездолёта вместе с экипажем). В этой точке предстояло, не выходя в Шакти, повторить всё то, что было проделано в отдалении от звёздных островов («на отшибе», как выразился астронавигатор Звельт Коре), записать показания приборов и запомнить собственные ощущения, для которых в языке вряд ли найдутся слова. Затем, продолжив скольжение в нуль-пространстве, вынырнуть в Шакти не в какой-то заданной точке (это потребовало бы от пилотов такого напряжения, на которое они едва ли будут способны после зависания в нуль-пространстве над центром квазара –
Линна Θоор вспоминала недавнюю дискуссию между пилотами. Звельт Коре, весёлый, стройный и очень высокий, стоял, скрестив руки на груди, на фоне вот этого экрана, где сейчас только бездонная чернота межгалактических пространств, и его стальной тенор звенел нескрываемым вызовом неисчислимым килопарсекам. Коре предлагал объединить второй и третий прыжки: выйти отсюда сразу на центр квазара, сократив тем самым риск, неизбежно возрастающий с каждым новым погружением в нуль-пространство. Квиргу Эйр отклонил его идею:
– Для таких расстояний возможен лишь приблизительный расчёт точки выхода. До возвращения в Шакти мы не сможем проверить, действительно ли «Данте» находится там, куда мы стремимся. Риск не снизится, а возрастет, ибо мы не будем знать, как увести звездолёт от нейтронной звезды для достаточно безопасного выхода в обычное пространство.
Риск был заложен в самой основе экспедиции, в сравнении с которой все плановые исследования Соноры оказывались не более, чем тихой лабораторной работой. В случае гибели «Данте» человечеству останется всё то, что будет передано Линной Θоор брату-близнецу – партнёру по Дальней связи. Приём и передача столь разноплановой информации, тем более на сверхдальних расстояниях, требовали почти невообразимых для большинства людей психических усилий, поэтому связист «Лоэнгрина» Оа Рцел выйдет на Дальний контакт, как бывало и прежде, в паре со своим биофизическим «двойником» – Арисотой Кратом.
Любые лучи или радиоволны шли бы отсюда в Галактику миллионы лет.
Место гибели Арисоты, сорвавшегося в полёте в момент резкого перепада или внезапного скачка – это оставалось невыясненным – квазимагнитного поля Соноры над скалами свежего тектонического разлома не было видно с холма экспедиции, и только мнемокристалл СДФ с поразительной реальностью воссоздавал его изображение в комнате Оа Рцела. Четыре серебристые спирали расходились от рубинового кристалла, вставленного в обелиск из полупрозрачного тёмно-зелёного камня, искрящегося внутренними огнями, подобно земному авантюрину. На голографическом портрете чуть выше спиралей биофизик и скульптор Минда Кэри изобразила Арисоту смеющимся – таким, каким его особенно часто вспоминали друзья. Ярко-синие глаза, редкие у сиреневокожих колонистов, казалось, излучали ту удивительную психическую силу, ту спокойную, без тени высокомерия, уверенность в себе, которую замечал каждый общавшийся со звездолётчиком.
У Арисоты – это знал Ирцельд – оставалась неисполненная мечта: рассчитать и построить для морей планеты Зелёного Солнца большой парусник, совсем необычный. Такой, чтобы все материалы выше ватерлинии были сверхлёгкими, а паруса – радиоуправляемыми. Теперь это осталось друзьям. И парусник, конечно, будет назван «Арисота Крат».
Оа Рцел провел ладонью между собой и СДФ, и диорама исчезла. «Троично ты моё непарнокопытное», – ласково сказал он девятиножке. Девятиножка ничего не ответила.
На пульте загорелся сигнал вызова, но связист заранее перевел свой прибор в режим «соединять только при крайней необходимости». Вызывавший не настаивал.
К чувству вины за гибель друга – оно оставалось, как ни разубеждал связиста Цоль Вэг, – добавилась тревога и за свою миссию на этой планете. Собственно, Арисота попал в экспедицию благодаря Ирцельду, – и справится ли Ирцельд без него? Выдержит ли всё то, что ему предстоит через несколько недель? И как он после этого придет в себя? Скольких лет жизни будет стоить то единственное, ради чего он здесь, ради чего именно он, Ирцельд Вещий, брат-близнец астролётчицы Линны Θоор, был включен в состав экспедиции «Лоэнгрина»?
…И это неистребимое желание – «прокрутить» на несколько дней назад, когда всё ещё можно было исправить…