Гнев истинной валькирии

22
18
20
22
24
26
28
30

– Но ты выглядишь неплохо – учитывая вчерашнее. Надеюсь, Лусиан тоже не особо страдает. Уверена, сегодня он будет очень фотогеничен.

Джастин ухмыльнулся:

– У парня есть команда визажистов, которая загримирует сенатора так, что никто и не заподозрит сильного похмелья: блеск в глазах, свежий цвет лица – нарисуют любую картинку.

Джастин замолчал и задумчиво устремил взгляд куда-то вдаль.

– Надеюсь, он вспомнит, что обещал устроить стажировку тому пареньку, Дарию. Кстати, Мэй, я не надеялся, что он согласится. А мне повезло, что я живым оттуда выбрался. Он же просто ошалел! Ты бы послушала его гениальный план!

– Чей план? Дария? – рассеянно спросила Мэй, вгрызаясь в донат.

– Нет, Лусиана. Он теперь носится с безумной идеей повысить рейтинг. Хочет отправиться с посольством в Аркадию, чтобы укрепить дружеские отношения между нашими странами.

Ничего себе! Мэй даже отложила надкушенный донат.

– Преторианцы сражаются на наших границах с Аркадией, на юге. И ни о какой дружбе между нашими странами вообще речи нет! Поездка будет экстремальной!

– Но Лусиан же не на границу едет, – заметил Джастин. – Но согласен, затея рискованная. Однако Лусиан считает, что оно того стоит. Он твердил, что герои нынче перевелись, а политики должны действовать, а не просто речи толкать.

Мэй снова откусила от доната. Лицо ее оставалось бесстрастным – она-то не сомневалась, что Джастин пытливо изучает ее. Хочет увидеть ее реакцию. Между тем слова были правильные. Вдохновляющие. И Лусиан действительно по-настоящему верил в то, что говорил. Они познакомились недавно, и сенатор ей понравился. Настолько, чтобы с удовольствием проводить вместе время, но недостаточно, чтобы перевести отношения в более интимное русло. Искренность, даже страсть – это хорошо, но было в Лусиане нечто странноватое. В общем, политик он и есть политик. А Мэй им не особо доверяла. Впрочем, Джастину об этом узнать не суждено: некоторые вещи должны остаться для него тайной. Кроме того, он часто упрашивает ее встретиться с Лусианом, а потом потешно сердится. Почему? Она до сих пор и не поняла.

– Сказать тебе про самый безумный пункт затеи Лусиана? Он хочет, чтобы мы тоже его сопровождали! – воскликнул Джастин. – С ним всякие культурологи едут, охранники-преторианцы, и он думал, что мы прекрасно впишемся в компанию.

– Судя по твоему тону, от приглашения ты отказался.

Он презрительно фыркнул:

– Разумеется! У нас и так от сект не продохнуть, департамент работой завален! Нам только фанатиков‑догматиков не хватало для пущего счастья! А у меня нет никакого желания тратить свое бесценное время на путешествие в дикую, отсталую страну. Одни красные бархатные флаги и широкополые шляпы чего стоят…

У Мэй едва кусок доната в горле не застрял.

– Красные бархатные флаги? – пролепетала она.

– В девичьих салонах. Не слышала о таких? Они ведь женщинами торгуют, ты в курсе?

Мэй приходилось слышать о подобном варварстве. Аркадия еще не оправилась от эпидемии «Мефистофеля», и с рождаемостью в стране были проблемы. Полигамия только усугубляла ситуацию. В отчаянных попытках раздобыть жену тамошние мужчины часто похищали детей и женщин из других провинций.

– В салонах и воспитывают сирот. Когда у них вырастает девочка «на продажу», то есть достигшая половой зрелости, они вешают над дверью красный бархатный флаг. – Джастин с отвращением скривился: – Варвары! Панама по сравнению с Аркадией просто светоч цивилизации. Там тоже женщинам несладко, но по крайней мере официальная мораль такого безобразия не дозволяет.