– Джаред рассказал, когда мы застряли в приюте «Сострадательные сердца».
– И ты не подумала, что мы с Аларой тоже вправе знать?
– Я думала, Джаред сам вам расскажет, он и хотел это сделать, – ответила я.
– Но так и не сделал, да? – Прист включил микрофон, и из дырок в трубке вырвались языки пламени, они то увеличивались, то опадали в такт музыке.
– Невероятно!..
Прист даже не посмотрел на меня.
– Это труба Рубенса. Физика. Любой идиот способен такое сделать.
Кроме идиотки вроде меня, которой пришлось врать друзьям.
– Мне очень жаль.
Прист стукнул кулаком по столу:
– Твои сожаления не вернут моего деда. А я ведь не такой, как все они. Джаред и Лукас – родные братья, и у Алары есть семья, пусть даже она и не хочет жить с родными. А у меня никого не было, кроме деда. Я думал, уж ты-то это поймешь.
– Я понимаю.
Прист покачал головой:
– Не понимаешь. Ты ходила в обычную школу. У тебя есть отличная подруга, которая отправилась невесть куда с кучей незнакомых людей, потому что хотела найти тебя и быть рядом. А я, насколько помню, жил в одном и том же полуразрушенном доме с дедом. Я учился дома. У меня не было ни учителей, ни друзей, ни врагов. Никого, только мы с дедом. Он был моим лучшим другом… – Голос Приста сорвался. – Моим единственным другом.
Я представила себе жизнь без школы и Элль. Жизнь, которая ограничилась бы четырьмя стенами моего дома.
– Ты прав. Я должна была рассказать тебе.
Прист снял с шеи наушники и швырнул через комнату. Пластик ударился о сияющую серебристую стену.
– Джаред должен был мне рассказать! – закричал Прист. – Он ведь был моим другом! Я за ним таскался, как щенок! И все это время он знал, что мой дед умер из-за него!
Я закусила щеку, чтобы не заплакать:
– Он и есть твой друг.