Они остановились перед смотровым окном из плаза.
– Он здесь? – спросил Джозеф. – Почему так темно?
– В данную минуту видеть нечего.
Вантори повозился с управлением, изменил спектр. Появилось и стало отчетливей смутное изображение: сенсоры приспособились к расстоянию и перешли на изображение в видимом спектре.
Посреди помещения висел человек, его руки и ноги были вытянуты, голова склонена. Словно заблудшая душа в старом рассказе про ад.
– Что вы с ним сделали?
– Ему не причинили вреда, сэр. Камера лишена света и звука. Генераторы силового поля нейтрализуют тяготение. Температура в камере точно соответствует температуре тела. По его восприятию он нигде. – Вантори моргнул большими глазами, словно ему не хотелось раскрывать свои методы. – Часто этого достаточно, чтобы сломать объект допроса, но этот пока ничего еще не раскрыл.
– От него я этого и не жду. Человек, сумевший проникнуть к моим навигаторам, не обычный шпион. Он либо очень предан, либо ему очень хорошо заплатили. – Джозеф задумался. – Надеюсь, ему хорошо заплатили, потому что наемника можно перекупить. Человека с политическими или религиозными убеждениями сломать труднее.
Экбир заметил:
– Физически он невредим, если не считать легкой контузии и сломанного пальца, полученных, когда он сопротивлялся задержанию.
– Все это я вылечил, – сказал Вантори.
– Может, не стоило трудиться? – ответил Джозеф.
Мастер допросов еле заметно покачал головой.
– Боль, вызванная переломом или синяком, отрицательно сказывается на сенсорной депривации. Она дает субъекту, за что держаться, на чем сосредоточиться. Теперь у него нет ничего, даже боли. Ему должно казаться, что прошли тысячи лет. А моя процедура только началась.
Джозеф сказал:
– Дайте мне с ним поговорить.
Вантори как будто встревожился.
– Это помешает дезориентации, сэр.
– Дайте мне с ним поговорить!
Джозеф едва сдерживался. Его оскорблял факт, что здесь может появиться кто-то с такими примитивными целями. Венпорты десятилетиями создавали свою империю, финансировали исследования, строили корабли, копили богатство и силу. И Джозефа глубоко оскорбляло, что кто-то пытается отобрать у него достигнутое.