Иреск рассмеялся, он никак не хотел всерьез принимать слова мальчика.
– Вражда Атрейдесов и Харконненов началась много тысяч лет назад. Ты не слышал о битве при Коррине, великом предательстве и о мосте Хретгир? О том, как трусливо повели себя предки нынешних Харконненов, что едва не стоило человечеству окончательного машинного рабства. Коррин был последним рубежом, и мы не проиграли только потому, что Атрейдес спас положение.
– Я не очень хорошо знаю историю, – сказал Дункан. – Мне хватало забот о хлебе насущном.
Глаза старика, окруженные глубокими морщинами, смягчились, он явно хотел произвести впечатление доброго человека.
– Так вот, Дом Атрейдесов и Дом Харконненов были когда-то союзниками, их глав можно было, пожалуй, даже назвать друзьями. Но после того предательства все кончилось. Вражда разгорелась еще тогда, а ты, дружок, прибыл с Гьеди Первой, из самого логова Харконненов. – Иреск пожал костлявыми плечами. – Так что ты не надейся, что тебе будут здесь полностью доверять, понял? Будь благодарен старому герцогу и за то, что он для тебя сделал.
– Но я не имею ничего общего с битвой при Коррине, – запротестовал Дункан, все еще ничего не понимая. – И какое отношение все это имеет к быкам? Это же было так давно.
– Знаешь, у меня больше нет времени на болтовню. – Иреск снял со стены вилы для чистки навоза. – Держи свои подозрения при себе, герцог лучше знает, что делать, а пока иди чистить навоз.
Хотя Дункан работал не жалея сил и делал все возможное, чтобы заслужить свое жалованье, тот факт, что он прибыл из владений Харконненов, продолжал причинять ему массу неприятностей. Некоторые работники считали его чуть ли не шпионом, хотя какой толк был Раббану посылать резидентом на Каладан девятилетнего ребенка? Этого Дункан не мог понять.
Но с таким открытым предубеждением он сегодня столкнулся впервые.
– С быками творится что-то неладное, сэр, – продолжал твердить Дункан. – Герцог должен узнать об этом до боя быков.
Иреск рассмеялся ему в лицо.
– Когда мне понадобится в моем деле совет ребенка, то, будь уверен, я спрошу его у тебя, мой юный Айдахо. – Мастер вышел, а Дункан вернулся в стойло и снова принялся смотреть на возбужденных свирепых салусанских быков. Они смотрели на него горящими фасеточными глазами.
Что-то было не так, ужасающе не так. Он знал это, но никто не желал его слушать.
Несовершенства, если рассматривать их в надлежащем свете, могут быть исключительно ценными. Великие философские школы, с их неутолимой жаждой поиска совершенства, часто с большим трудом понимали это утверждение, и то только тогда, когда им удавалось доказать, что во Вселенной ничто не является случайным.
Мохиам проснулась среди ночи и села в постели, ощупывая рукой свой вспухший живот. Она находилась в специальной комнате в комплексе Школы Матерей. Белье промокло от пота, перед глазами все еще стоял приснившийся ей кошмар. В голове метались видения крови и языков пламени. Она еще раз ощупала живот. Кожа шероховатая, туго натянута. Куда делась эластичность юности?
Это был знак, знамение, послание… кричащее предостережение, к которому не могла остаться глухой ни одна Преподобная Мать.
Сколько меланжи дали ей Сестры? Как она взаимодействует с другими лекарствами, которые получает Мохиам? Во рту до сих пор ощущается горьковатый имбирно-коричный привкус пряности. Как много пряности можно принимать беременной женщине? Мохиам содрогнулась. Не важно, как она пытается сейчас рационализировать свой ужас; самое главное – не игнорировать мощь вести, ниспосланной ей во сне.
Преподобная Мать Гайус Элен Мохиам всего лишь мелкий камешек начинающегося грандиозного обвала.
Понимает ли Община Сестер, что творит? И что можно сказать о младенце, дочери, которая растет в ее чреве, и до родов остался всего лишь месяц? Видения сна концентрировались именно вокруг нее, ее дочери.
ebooksa