– Мы обмениваемся продуктами, – рассказала Масика. – Если у одних случится неурожай, другие помогут.
– А споры из-за земли у вас случаются? – поинтересовался Танос.
– Да нет. Земля везде одинаковая, – Масика остановилась у большой хижины. – Даже трава всюду одного роста.
– Я заметил. Как такое возможно?
– Что именно?
– Как может вся трава быть одного роста?
Масика наморщила лоб.
– Просто может.
Он проследовал за ней внутрь, в просторную прихожую, обставленную грубой самодельной мебелью. На неотесанных стенах висели нарисованные углем портреты. Танос заметил простенький набросок портрета самой Масики.
– Глаза хорошо получились, – сказал он.
– Это рисовал мой отец.
– Он хорошо тебя знает.
– Еще бы.
Она провела его по маленьким комнатам: гостиной, спальне, кладовой. В одной из комнат стоял гигантский, почти трех метров в высоту, ткацкий станок, из которого торчал наполовину сотканный ковер.
– Моя мать не успела его доткать, – объяснила Масика. – А выбрасывать жалко.
Танос нахмурился.
– Она умерла?
– И она, и отец, и родители отца. Все за последние два года.
Танос попытался подобрать нужные слова.
– Мои соболезнования, – наконец выговорил он. – Так ведь принято говорить?