Доктор посмотрел на меня с сожалением, как на дурачка.
— А излучатель? Глупышка! Куда вы поставите излучатель?
— Какой излучатель?
— Какой? Да огромный! — доктор обвёл руками вокруг себя. — Как он поместится на корабле? Тяжёлый сплав на иридиевой основе, сумасшедшие деньги… Юноша, он сорок три метра в длину! И два в ширину! А под излучателем ещё и сам хромосциллятор, он ведь тоже…
— Что-что, вы сказали?
Доктор махнул рукой.
— Это бесполезно, поверьте. Ну, хорошо, ладно. Вот вы привезли топливо и катализатор. В сущности, это даже не топливо, а инициирующий заряд вещества. Газ. Катализатор — тоже газ, вернее, газовая суспензия. Это и есть моё главное изобретение. Оно должно было лечить людей…
— Вы хотели что-то спросить, — сказал я.
И тут мы увидели, что к нам идёт унтерштурмфюрер Ганс в сопровождении эсэсманна с автоматом.
— Доктор, вам пора. Вы сами сказали, завтра в девять, — сказал Ганс, покачиваясь.
— До свидания, — грустно сказал мне доктор и ушёл в сумерки, сопровождаемый угрюмым автоматчиком в дурацких шортах.
Ганс внимательно посмотрел мне в глаза. На его щеках прыгали отсветы костра.
— Что он вам говорил? — строго спросил Ганс.
Рука его лежала на кобуре.
— Ничего не говорил, герр унтерштурмфюрер, — я пожал плечами. — Говорил я, он только спрашивал.
— Что именно?
— Ну… откуда я родом, где жил, где бывал… всякое. Спрашивал про переход сюда — словом, то же, что и вы. Виноват, герр унтерштурмфюрер!
— Ну-ну… функмайстер-цур-зее, – процедил Ганс многообещающе и отошёл.
А что такого? На военной службе главное — вовремя сказать «виноват». Шнапс и вино шумели в голове. Компания на берегу распевала песни — вразнобой и прерываясь для провозглашения тостов. Я выкурил ещё сигарету и пошёл на лодку спать. Не слишком ли много впечатлений за один день?
EIGHT