Рори поднялся наверх и, сходив в туалет, взял всученную мамой миску спагетти и вернулся в подвал. Он сидел, уставившись на низкопробную маску Франкенштейна, которую принесла мама, и пытался решить, что делать. Он очень любил маму и знал, что она тоже его любит и просто желает ему самого лучшего, но правда в том, что она не всегда знала, что лучше, да и сам Рори тоже. Они оба учились, и это всегда затрудняло принятие решений и ведение разговоров.
Да, игра «сладость или гадость» подразумевала шоколад. Но больше всего Рори любил в ней анонимность. Он мог переходить от дома к дому и обычно его никто не узнавал. Социальные контакты вечера были настолько подвержены ритуалам, что никто не ожидал дальнейшего взаимодействия после звонка в дверь, произнесенной хором фразы «сладость или гадость» и благодарности за предложенные конфеты. Рори понимал этот обмен. Ему не нужно было разбирать слова, искать скрытые смыслы, оценивать чей-то тембр голоса – все стратегии, которым научил его психотерапевт, требующие огромных усилий и внимания, в этом случае были не нужны.
Хэллоуин означал, что Рори может быть чем или кем угодно – люди видели только маску. Как бы он ни мучился со словом «нормальный», зная, что расстройство спектра – вполне обычная вещь, каждый год он ходил по домам и выпрашивал сладости, и ему казалось, что он задыхался весь год, а потом наконец научился правильно дышать.
И все же… Хэллоуин его тоже расстраивал. Это была ужасная часть, ему было и хорошо, и плохо одновременно. Пока Рори собирал конфеты, находясь среди людей, у которых не было нейроразнообразия, он чувствовал себя хорошо. Он был счастлив. Но в какой-то момент, когда он возвращался домой или незадолго до этого, мальчик начинал думать о маске и был вынужден признать, что люди обращались с ним нормально только потому, что не знали, что за маской скрывался Рори Маккенна. Они не разговаривали с ним, а только соблюдали ритуал. С неизвестным ребенком в маске они чувствовали себя более комфортно, чем с самим Рори, потому что с таким ребенком им не приходилось прилагать усилия.
Обдумывая все это, он поднял маску монстра Франкенштейна и засунул палец в глазницу. В то же время он размышлял, сколько людей будет раздавать шоколадки «Хёршис». Эти шоколадки и печенье с арахисовой пастой «Ризес Капс» были его любимыми. Ему нравились соседи, которые позволяли ему выбирать конфеты из миски самому. Обычно Рори приходил домой и съедал около сорока процентов конфет, а мама еще неделю жаловалась на отсутствие силы воли, когда ела остальные шестьдесят процентов.
Эта мысль заставила его улыбнуться. Больше всего маме нравились батончики «Бэйби Рут», что было забавным, потому что, судя по подслушанным разговорам одноклассников Рори и других детей из района, никто не любит «Бэйби Рут» больше Эмили Маккенна.
На фоне этих мыслей Рори сделал паузу и нахмурил лоб. Он повернулся и взглянул на маленькое окошко, находившееся почти под потолком подвала. Поднять голову заставило царапанье по стеклу. Мальчик услышал какое-то сопение, словно на улице бегала большая собака, обнюхивающая и царапающая землю. Он вспомнил питбуля и спросил себя: «А может, это он?».
Звук исчез, и через несколько секунд он уже ничего не слышал.
Рори снова обратил внимание на маску Франкенштейна и, не испытывая восторга, бросил ее на стол. В конце концов, это не единственная маска, которую он получил в этот день.
Эмили стояла у раковины, из крана бежала вода. В руках она держала миску из-под макарон Рори, но мысли где-то витали, как это часто бывало. Сегодня сын казался счастливым (из-за обычной перспективы шоколада), но она всегда нервничала, когда он ходил выпрашивать конфеты без нее. Эмили знала, что в школе и на районе есть дети, которые не слишком добры к Рори. Были случаи прямых издевательств. Он пытался делать вид что все в порядке или скрывать от нее боль, но даже несмотря на трудности, которые она иногда испытывала в расшифровке его чувств, мать знала, что у него проблемы. Но у Рори было доброе сердце, и никто не мог отрицать, что сын Эмили очень умный – он должен найти дорогу в жизни без своей матери. Должен научиться осуществлять социальные связи таким образом, каким ему будет удобно, и это на всю жизнь.
Эмили вздохнула и ополоснула миску от красного соуса.
Скрип половицы за спиной заставил ее выронить посудину, и она резко развернулась. Это звук закрывающейся задней двери? Положив чистую миску в сетку у раковины, она взяла полотенце и направилась к кухонной двери, думая, вышел ли Рори на улицу.
В дверь позвонили. Эмили нахмурилась – наверное, началось, но ей казалось, что дети с каждым годом приходят все раньше и раньше. Она бросила полотенце на стол и, взяв миску с конфетами, пошла к входной двери.
Мужчины, стоявшие на крыльце, явно пришли не за конфетами.
В центре стоял симпатичный парень в темном костюме. Он сверкнул блестящей улыбкой и показал именной бейдж. По обе стороны от него стояли вооруженные мужчины, и Эмили задалась вопросом, сколько еще их может быть там, в темноте улицы, где сотни детей собирались ходить от дома к дому.
– Миссис Маккенна? – сказал мужчина в костюме. – Мы можем поговорить?
Она прищурившись посмотрела на его бейдж с фамилией Трэгер.
– Дайте угадаю, – вздохнула она. – Он что-то натворил.
Снова широкая улыбка.
– Почему вы так думаете?
ebooksa