Таким образом, я получил возможность работать над его ошибками с проектором и Пенни, которая меняла кассеты и отвечала на вопросы.
Земные языки делятся на четыре группы: флективные, как англо-американский, аморфные, вроде китайского, агглютинативные, например турецкий, и полисинтетические, скажем эскимосский. К последним теперь относят и инопланетные – такие странные и непривычные, что порой совершенно не поддаются человеческому восприятию. Чего стоит один неповторяющийся, или эмерджентный, венерианский… По сравнению с ним марсианский еще ничего – он хоть по форме похож на земные. Упрощенный марсианский, язык торговли, по типу относится к аморфным и содержит только простые конкретные понятия, вроде приветствия: «Я вижу тебя». Высокий марсианский полисинтетичен и включает в себя массу оттенков для выражения сложнейших отношений в их традиционной системе поощрений и взысканий, обязанностей и обязательств. Для Бонфорта он оказался почти непосильным; Пенни рассказывала, что марсианские точечные тексты Бонфорт читал довольно бегло, но на высоком марсианском мог изъясняться лишь сотней-другой фраз.
И пришлось же мне попотеть, братцы, чтобы овладеть этой парой сотен!
Впрочем, Пенни доставалось еще больше, чем мне. Они с Дэком оба немного говорили по-марсиански, однако репетиторство целиком легло на нее. Дэк все время был занят в рубке: со смертью Джока ему приходилось тянуть за двоих. Последние миллионы миль до Марса мы шли под одним
Я как раз завершил изучение своей предстоящей речи. Произнеся ее, я должен был стать полноправным членом Гнезда Кккаха. По духу она не сильно отличалась от той, какую правоверные иудейские юноши читают во время бар-мицвы, но была так же незыблема, как монолог Гамлета. Я прочел ее с характерными ошибками и мимикой Бонфорта, а закончив, спросил:
– Ну как?
– Очень хорошо, – серьезно ответила Пенни.
– Спасибо, Хохолок.
Выражение это я почерпнул из записей с уроками языка. Так Бонфорт называл Пенни, когда бывал в настроении. У меня вышло точно как у него.
– Не смей так меня называть!
Я с откровенным недоумением взглянул на нее, все еще выдерживая роль:
– Пенни, малышка, что с тобой?
– Не смей меня больше так называть! Ты – обманщик! Трепач! Актер!
Она вскочила и бросилась было бежать, но у двери остановилась. Не поворачиваясь ко мне, она закрыла лицо руками; плечи ее вздрагивали при каждом всхлипе.
Пришлось напрячься, чтобы снова вернуть свой облик: я подобрал живот, сменил выражение лица Бонфорта на мое собственное и моим же собственным голосом произнес:
– Мисс Рассел!
Она прекратила плач, обернулась и раскрыла от удивления рот. Уже в собственном облике я предложил:
– Вернитесь и сядьте.
Похоже, она хотела возразить, но передумала и медленно прошла к своему месту. Присела, зажала руки между колен, на лице ее просто написано было: «Я с тобой больше не играю!» Точь-в-точь маленькая капризная девочка…
Выдержав паузу, я мягко заметил: