Война миров 2. Гибель человечества

22
18
20
22
24
26
28
30

Думаю, Фрэнк всё понимал, но не разделял мое нежелание иметь детей. После нашего развода он вновь женился, у него появился ребенок, и в целом я была за него рада. Но его присутствие все же не способствовало моему душевному покою, особенно здесь, среди осколков нашего злосчастного прошлого, – и рискну предположить, что Фрэнк чувствовал то же самое.

Итак, мы собрались у Марины, которая щедро обеспечила нас чаем и канапе. Нас было шестеро: я, Кэролайн, Филип Паррис, Фрэнк, Эрик Иден и Берт Кук. Это была яркая сцена: наши лица сияли словно луны в лучах приглушенного света единственной электрической лампочки – в обсерватории яркого света не бывает. Я помню запах масла, мебельного лака и металлических шестеренок; наши тихие голоса эхом отражались от купола. Само здание представляло собой приземистую башню с полукруглой крышей. Телескоп стоял на каменном столпе, рядом с механизмом, который позволял ему двигаться вслед за объектами; сквозь крышу был виден синий лоскут неба. В угловатой тени телескопа было что-то зловеще-марсианское – к нему не хотелось поворачиваться спиной. В обсерватории было довольно холодно. Я чувствовала, как внутри меня растет напряжение, которое ни на миг не отпускало меня с тех самых пор, как Уолтер достучался до меня в Нью-Йорке.

Мы все вздрогнули от неожиданности, когда наконец раздался звонок.

9. Звонок из Германии

У Берта Кука были кое-какие технические навыки, и из подручных материалов – всевозможных инструментов, найденных в обсерватории, и остатков сломанного «мегафона Марвина» – он наспех соорудил небольшой репродуктор, так что мы все слышали слабый голос Уолтера, дошедший до нас по проводам из Германии. Хотя Уолтер хотел в первую очередь поговорить с Филипом, тот, в очередной раз проявив благородство, решительно передал трубку его бывшей жене.

– Уолтер, это я, Кэролайн, – сказала она уверенным голосом. – Я здесь в полной безопасности – как и все мы.

– Кэролайн? Я…

– Что происходит, Уолтер? И где ты, ради всего святого?

– Я в Берлине – когда я звонил Джули в Нью-Йорк, я был в Вене, но теперь уже не там. Ввиду чрезвычайной ситуации они выпустили меня из психушки и переправили сюда.

Я спросила, стараясь говорить погромче:

– Какой чрезвычайной ситуации? И что за «они»?

– Джули! Спасибо, что ты приехала. «Они» – это весь цвет Академии наук, ученые со всей Германии, а может, и со всей Европы. Сейчас они находятся в хорошо оборудованном бункере под теннисным кортом, и могу тебя заверить, что многие из сильных мира сего сейчас находятся в похожих бункерах, разбросанных по всей планете: кайзер, императоры Китая и Японии; конечно, американский президент, а наш король Георг со своей семьей, думаю, сейчас где-то глубоко под Балморалом. Что касается тех, кто собрался здесь, – можете называть всё это «мозговым трестом». Меня же втянули в это благодаря Летописи, и мне кажется, что для них я своего рода комик. Бастер Китон марсианских исследований! Здесь Эйнштейн, Шварцшильд и Резерфорд – специалисты в тех или иных областях, связанных с атомом и его энергией. Гофман и Циолковский – они изучают и предсказывают траектории небесных тел. Тут даже есть тот тип – забыл, как его зовут, – который однажды написал шутливую, но провокационную статью о будущем человечества и случайно угадал, какими окажутся марсиане. «Человек тысячного года» – как-то так она называлась. Возможно, я рассказывал о нем раньше. Он уже не молод – примерно моего возраста. Чудной малый, чересчур темпераментный, зато так и фонтанирует идеями. А астрономы по своим каналам связи вовсю обмениваются данными наблюдений из Хейла в Висконсине и Ликской обсерватории в Калифорнии, и обсерватории Ниццы во Франции – хотя она сейчас подконтрольна немцам. Все эти данные собирает и упорядочивает команда Лоуэлла во Флагстаффе; как жаль, что он сам этого не застал! Даже Ватиканская обсерватория в Кастель-Гандольфо присоединилась…

Филип взял трубку и резко сказал:

– Давай к делу, Уолтер. Какие данные? О чем ты говоришь? За чем они все наблюдают?

У меня еще сильнее засосало под ложечкой – и по лицам остальных я поняла, что они чувствуют то же самое.

Но Уолтер назвал планету, имя которой никто из нас не ожидал услышать: Юпитер.

Мы в смятении переглянулись. Юпитер!

– Уолтер, черт побери! – рявкнул Филип. – Что не так с Юпитером?

– На его облачной поверхности заметили некий знак.

– Знак?