Стратагема ворона

Дверь в покои Джедао открылась при приближении Кируев. Немертвый генерал стоял, заложив руки за спину, и смотрел на что-то под таким углом, что Кируев не могла разглядеть детали. Она отдала честь и стала ждать.

– Вольно, – сказал Джедао. – Знаете, я всегда терпеть не мог, когда командиры приказывали мне быть откровенным. Но, черт возьми, я попрошу вас об откровенности.

Я провел большую часть необыкновенно долгой жизни, творя с людьми ужасные вещи. Убийства. Пытки. Измена. Бойни. В виде короткого списка звучит не так уж впечатляюще, но люди-то были настоящие. Я… я приносил подлинный вред. Таков длинный способ объяснить тот факт, что моя личная система оценки ужасного не откалибрована должным образом. Мне нужно, чтобы вы сказали, насколько плохо то, что я вам сейчас покажу.

Кируев призадумалась, а потом решила, что от честности хуже не будет.

– Сэр, – сказала она. – Я старший офицер. Я достигла своего теперешнего положения, делая многое из того, что делали вы.

– Просто окажите мне любезность, генерал. Хочется верить, что в этом проклятом рое есть люди лучше меня.

– Тогда показывайте, что у вас там.

Джедао жестом велел Кируев подойти и встать рядом с ним. Видео снял кто-то из инженерной группы «Опаленного часа». Джедао перемотал часть с мерами предосторожности и остановился там, где группа взломала «гроб». Лучшего определения для предмета их исследований не было. На крышке «гроба» блестела золотая пластинка. На ней было что-то написано: Кируев знала, как выглядит архаичное письмо Хафн, но не могла его читать. По краю шел замысловатый узор из незнакомых цветов, плодов и перьев, сплетающихся в узлы. Чем пристальней она смотрела, тем отчетливей видела, что в узоре попадаются резвящиеся насекомые, и все в целом подозрительно похоже на «колыбель для кошки».

Техники в скафандрах придумали, как снять крышку с «гроба». Из-под неё вырвался сине-фиолетовый пар. Кто-то прикрепил заметку: они всё ещё изучали газ, но предварительные результаты показали, что он не токсичен. Кируев потребовалось много времени, чтобы понять, что именно она увидела в «гробу». Джедао хранил молчание.

Первое, что бросилось в глаза Кируев, – это тщательность, с которой были разложены… компоненты? Она не могла подобрать слово получше. Красивые птицы неизвестной ей породы, с длинными шеями и аккуратно расправленными изогнутыми хохолками. Цветы, чьи лепестки двигались, как будто в такт дыханию. Нити из золота и хрусталя, сшивающие воедино плоть и растения и в конечном счете исчезающие в покрытых микросхемами стенках «гроба».

Внутри лежал мальчик или совсем юный парнишка. Во множестве мест его тело было бледным и прозрачным. Из таких участков вырастала сложная система циркуляции, соединяющая его с птицами, цветами и нитями. Вены тоже были прозрачные, и по ним ползла бесконечная вереница красных паучков.

В одной руке он сжимал выцветший фиолетовый шнур, завязанный петлей. Он был как раз подходящей длины для «колыбели для кошки» и оказался единственным предметом из содержимого «гроба», который не выглядел противоестественным.

Джедао приостановил воспроизведение.

– Они вызвали медиков, – сказал он почти нормальным голосом, – но у мальчика – у всей этой конструкции, как её ни назови – остановилось сердце или что-то в этом роде. Они засунули его в наскоро переоборудованную спальную капсулу, но я не думаю, что есть хоть какая-то надежда.

Кируев смутно предполагала, что Джедао был одним из тех людей, которые не любят детей, поскольку никогда не слышала упоминания о том, что у Джедао были дети. Проблеск страдания в глазах ревенанта заставил ее передумать.

Джедао смотрел вдаль.

– Скажите мне, генерал, с чем, черт возьми, мы сражаемся? Что такого плохого в календаре Хафн, что это их лучший способ создавать разведчиков в больших количествах?

– Если Хафн такие же, как мы, – сказала Кируев, – то они прикованы к своему существующему календарю ради экзотических технологий, от которых не могут отказаться, и это значит, что в других областях они вынуждены творить чертовски ужасные вещи.

– Скажите мне, что не знали об этом.

– Я не знала об этом, – подтвердила Кируев. – Видимо, это какое-то новое изобретение, благодаря которому вторжение стало возможным – или старое, которое они придерживали в качестве козыря. Но это ничего бы не изменило. Мы Кел. Мы сражаемся там, где нам говорят. Я так понимаю, вы и раньше собирались сражаться с Хафн.