Погружение

22
18
20
22
24
26
28
30

— Так бы сразу и сказали, товарищ старший лейтенант, — и обернувшись к напарнику — свои Андрюх, фээсбэшники. То-то я смотрю, Уазик странный, вроде обычный с виду, а на радаре двести десять отметился. Умеют у вас машины делать, может чайку?

— Да нет командир, торопимся, слушай, тут два черных Гелендвагена не проезжали?

— Нет, таких точно не было, я б помнил. Ни сегодня, ни вчера. По одному бывает ездят, а два сразу не видал. — И взяв под козырек, проговорил — счастливого пути. Аккуратнее в дороге.

Отъехав от поста километров пять, свернули на первом съезде на проселок и остановились в поле.

Мыслей не у кого не было, я имею ввиду умных, и мы двинулись дальше, решив почаще останавливаться и осматривать окрестности. Нужно было добраться до места, где стоял тот большой дуб, из сорок второго. Там и тормознем. Да и походим в округе, боев много было в этом районе, поищем чего-нибудь.

— Надо снова к ювелиру — повернулся Леонид, я вопросительно посмотрел на него, — пули серебряные отлить.

— Ты серьёзно сейчас? С кем воевать собрался? С оборотнями?

— Да шут его знает Антох, ты ж сам видел все, если они так могут, почему бы и не быть оборотням? Да и по любому тут нечисто что-то, хоть в церковь иди.

— Ребят, всему есть научное объяснение, даже в перемещениях во времени ученые уже разобрались. — Не хотелось спорить, но товарищи собрались ехать за попом. А я против. — Тем более какие-то фантомы, если бестелесные, значит безобидные, просто не будем обращать на них внимание и все.

Место искали до вечера, но не нашли. Решили заночевать прямо в машине, а утром продолжить поиски. Развели костерок, чайку вскипятить, да тушенку подогреть. Оставив Леху за кострового, разбежались по округе с приборами. Хоть поищем, все равно делать не чего.

Через час, когда солнце уже село за горизонт, собрались снова у костра. Пока перекусывали, смотрели находки, кучка гильз, пара целых патронов от мосинки, да губная гармошка. Вот и весь хабар. Выпив по стакану чая, забрались в Уазик, и кое-как расположившись в нем, уснули.

* * *

Сильно трясло, наверное съехали на бездорожье. У русских хороших дорог не было, были плохие, очень плохие, и совсем не проходимые, видимо мы съехали с плохой, на очень плохую. Пока дремал, снился дом. Привиделся он таким, каким запомнил его, когда уходил в армию, в числе девяти тысяч добровольцев желающих воевать против большевиков. Хорваты всегда выступали против русских. Будучи выходцами из славян, почему- то постоянно оказывались по разные стороны баррикад со своими братьями по крови. Приняли католичество, и стали ходить на Русь, не сами конечно, а в составе армий других народов. Повоевали за турок, и вместе с ними бежали, чуть портки не потеряв, потом, забыв про это, осмелев, вернулись с армией Наполеона. Снова бежали, из трех батальонов пошедших в поход наказать руссов, вернулось едва ли пара десятков человек. Поколения сменились, забыли хорваты про испачканные штаны дедов, опять пошли воевать. И так же проиграли, оставив на поле брани половину мужского населения страны, быстренько отказались от неудачливых покровителей, и вступили в союз с сербами, образовав новое государство. Русские мстить не стали.

И вот мы снова тут. В этой проклятой стране. Тут все ужасно. Ужас усиливается унылым, однообразно безликим характером русского ландшафта, который действует на цивилизованного человека угнетающе…

Вспоминаю свой первый бой, — настроение было отличным, славно поработала артиллерия, враги были смешаны с землей. В атаку пошли цепью, напевая что- то бравурное. Через пять минут, отползали обратно, по уши в грязи и дерьме, оставив на поле одиннадцать танков.

Снова артиллерия, потом почти сотня юнкерсов отбомбилась на позиции врага, еще атака, и опять с тем же результатом. Но самое страшное, я увидел уже под вечер, когда, наконец- то прорвав фланг, мы с остатками третьей роты поддерживали атаку танков. В мыслях уже повесили на себя ордена и кресты, как вдруг из окопа, прямо на нас бросился какой- то сумасшедший русский, он не мог не понимать, что из него сделают дуршлаг, но зачем- то решил умереть. Командир танка, гауптман, посмотрев на еще подергивающегося тело солдата, сплюнул и назвал его тупой свиньей, мол, кто так воюет. Обойдя мертвого, который свалился в воронку от снаряда, мы продолжили движение. Шли, переговариваясь и подбадривая друг друга, пытаясь за бравадой скрыть страх. Танк, постоянно останавливаясь, посылал снаряд за снарядом во врага, еще немного и мы их сомнем. Повернувшись на шум, увидел, как в ту воронку, куда упал странный русский, прыгнул еще один. Я постучал по броне, обратив на это внимание гауптмана. Танк остановился, и стал пятиться задом, мы же, осмелев, двинулись вперед. Русский стал стрелять, но как то не прицельно, все больше в воздух. Офицер скрылся в башне, и она начала медленно поворачиваться назад. В это время русский снова открыл стрельбу и, бросив вперед винтовку, выскочил из своей ямы. Зажав курок, я стал стрелять, думая, что вот, еще такой же смертник. Но он не падал, все также продолжая бежать к танку с гранатой. Пули выпущенные в упор, с противным звуком впивались в его тело, но он словно не замечая этого, пробежал мимо меня и в прыжке сунул гранату под гусеницу. Прогремел взрыв.

Как я позже узнал, мы не смогли дожать, к русским пришло подкрепление, и они, отбив еще две атаки, отступили.

Меня тогда ранило осколком той гранаты, очнулся я уже в госпитале. Когда был без сознания, мне снилось кровавое месиво на лице того солдата, оно, это месиво — улыбалось… Прыгая под танк, он улыбался. Это была улыбка мертвеца… он был мертв и счастлив…

Сейчас, нас перебрасывали вперед, к фронту, значит, снова будем наступать. Ходили слухи, что русские, как истинные дети природы, свободно передвигаются в темноте, их не пугают ни горы, ни болота. Они не боятся смерти, считая за высшее благо умереть на поле боя. Им не в диковинку зимы, когда температура падает до минус сорока пяти. А самые страшные из них — это сибиряки. Сибиряк, которого частично, или даже полностью, можно считать азиатом, — еще выносливее, еще сильнее… До того боя, я не верил. Смеялся. Наверное, он был сибиряком. Иначе как объяснить то, что произошло?

Тишину прорезала пулеметная очередь, раздался взрыв, все стали выпрыгивать из грузовика наружу, рассыпаясь по кустам, крича, что нас атаковали русские танки. Как же так?? Мы же в тылу? Откуда они взялись?? Прямо передо мной, танк с красными звездами наехал на грузовик, и задрав нос, перевалился вдавив его в грязь, пулемет на башне не замолкая скашивал разбегающихся солдат.

Я спрятался за толстым деревом, бежать не мог, ноги подкашивались. Сердце было готово выпрыгнуть из груди, все вокруг ревело и горело. Пулемет замолчал. Высунувшись из своего укрытия, я увидел ЕГО. Из башни торчал тот самый солдат и улыбаясь — швырял гранаты. В темноте толком не мог разглядеть лица, но улыбка… без сомнения это был ОН.