Она подошла к зеркалу.
Отражение улыбалось в ответ; иголочки не вонзались в затылок.
— Здравствуй, — эль-Неренн прикоснулась к стеклу ладонью. — Тебе тоже хорошо? Вот так бы всегда…
Отражение полностью согласилось с ней, повторив кивок своей хозяйки и одарив такой же белозубой улыбкой. Ой… а это что?
Эль-Неренн придвинулась к зеркалу. Пятнышки. На стекле. Показалось, что на щеке и шее отражения россыпь слабо различимых, тусклых, словно гнилушки, точек. Эль-Неренн повернула голову — пятнышки двигались вместе с отражением.
В замешательстве, эль-Неренн прикоснулась к тому месту, где — чуть ниже подбородка — было одно из самых крупных пятнышек.
Горячо. В месте прикосновения. Рядом — кожа ощутимо прохладнее.
Эль-Неренн засмеялась. Повернулась боком — сеть точек опоясывала шею. Сбросила нижнее платье, тонкую майку — прямо на пол, всё равно всё промокло от пота — повернулась, глядя на свою спину в зеркале.
Сложная паутина точек, все зыбкие, все плывут; одна, чуть левее — или правее? — позвоночника, между лопаток, была крупной и красноватой.
— Я всё вижу, — прошептала эль-Неренн, глядя на саму себя, закутанную в серебристую мантию, в слабое неверное свечение. Наклонила голову. Видно! Затейливая петля, что опоясывала — в зеркале — живот, была видна и на ней самой. Хуже, чем в зеркале, но видна.
Как жарко в комнате!
Эль-Неренн потянулась к полке, где была энциклопедия. Вытащила нужный том. Зрение было необычайно острым. Открыла одну из страниц… там была гравюра, изображающая женщину, завёрнутую в серебристую мантию. Точки на мантии и то, что эль-Неренн видела в зеркале, было очень похоже.
— Я вижу, вижу, вижу, — шептала эль-Неренн, вглядываясь в гравюру. По краям изображения была сложная вязь букв. Старое Ронно. Ей всегда хотелось перевести подобные надписи, но язык она знала плохо — и не у кого учиться.
Буквы дрогнули… эль-Неренн показалось, что они сплавляются, движутся, сами собой становятся буквами знакомого языка. Здешнего языка, нового Ронно.
— «Поймает сетью снов, прикосновенье бури откроет дверь во мглу, где обретёт покой», — продекламировала она. Захлопнула книгу, легко запрыгнула на кровать, с места. Взяла другой том, стихотворения — двуязычное издание. На левых страницах был текст на забытых или древних языках. Эль-Неренн открыла наугад.
— Люди-призраки, как вы медлительны, — шептала она, глядя, как буквы меняются, становясь знакомыми и понятными. — Как по разному безобразны вы… Заточённые в мрачной обители… беспробудно спящего разума…
Справа был перевод. Но он показался куда менее интересным, чем то, что эль-Неренн прочла сама.
Она спрыгнула на пол. Её переполняла сила. Эль-Неренн старалась двигаться осторожно, чтобы ничего не сломать. Подошла к картине — художник изобразил три крупных корабля, потрёпанных штормом — на входе в гавань. Пурпурное небо, сизые и чёрные тучи на горизонте.
— Он был там, — произнесла эль-Неренн, вглядываясь в картину. — Он был там, это точно! На среднем корабле… — она снова засмеялась. Звук смеха понравился ей.
Взглянула на часы. Не прошло и часа, как её уложили здесь… детское время, нет и двенадцати. И всё уже прошло. Точно, изумительное лекарство. Эль-Неренн приоткрыла бутылочку, принюхалась. И пахнет приятно… почему она раньше этого не замечала. Поднесла к губам. Горечь, но особая — ощущался сладковатый привкус. Можно пить. И даже запивать не нужно. Она отпила немного, закрыла бутылочку.